— Как сказать. А чегой-то мне сделается? — каркающий смех леденил кровь в жилах. — Я всех вас намерен упокоить, только после соберусь к старой Хель. Кого на энтот раз припёрли, гиены?

— Не твоё дело, Теодор, — одёрнул его Пьерсон. — Лучше давай отворяй клетку. Надеюсь, исправные найдутся?

— А как же, ярл Бездушный,— страж тюрьмы подошёл ближе и уставился на меня глазами, затянутыми бельмами. — Какая надобна: чистая или с костями?

— Чистая, — помедлил с ответом Пьерсон, чем заставил меня пережить пару неприятных мгновений. — Смотри, головой отвечаешь!

— Да хоть левой пяткой души неупокоенного Ульрика! Идите за мной!

Закусив губу и стараясь ступать так, чтобы не вляпаться в нечистоты, которыми, как несложно было догадаться, залит земляной пол, я позволила отвести себя к месту заточения.

— Вы так и не ответите? — выдохнула, когда мы остановились.

Папаша Тео, повесив связку на крюк, вбитый в стену рядом с очередной клеткой, провёл рукой по замковому затвору, и тот с лёгким скрипом отворился.

— Оставьте нас пока, — коротко приказал Пьерсон своим людям, и через миг те растворились в темноте. Безликий, взмахнув рукой, поставил защитный барьер от прослушивания, и уселся на единственную деревянную скамью, служившую, судя по всему, и узким ложем. — Я не боюсь наказания, Виртанен. Даже если я ошибся в вас, что сомнительно, меня ждёт трёпка за чрезмерное рвение. Но это не будет мне дорого стоить.

— Так и знала, что вы действуете по собственному почину! — улыбнулась я и отошла в дальний угол, прислонившись к прутьям, оказавшимся весьма тёплыми, словно нагретыми солнцем. Это прекрасная новость! Значит, не Рагнар отдал приказ, и распорядители отбора поднимут тревогу. Альма уже, наверное, известила Оскара об обстоятельствах моего исчезновения.

— Конечно, вас будут искать. Но это дело небыстрое. А я тем временем выбью из вас признание. Виртанен объявят Алой розой, а там и настоящая, если она вообще существует, проявится, — безопасник рассуждал с полным безразличием в голосе, словно речь шла не о человеческой судьбе, а о шахматной партии.

— Я невиновна, и вас накажут, — жалкие слова потонули в вязкой тишине казематов. Не было никакой уверенности в том, что когда меня найдут, я всё ещё буду в полном рассудке.

— Когда вы выйдете, накажут, — спокойно ответил противник. Я кожей ощущала хитрую усмешку Пьерсона. — И отрицать не буду: перегнул палку, пёкся о безопасности его величества. Так я же вреда вам не нанёс, а посидеть в тишине да подумать, кому это повредило?! Вот если бы я недоглядел и пропустил изменницу, то и спрос был бы иной. Спокойной ночи, Виртанен! Утром я навещу вас, может, даже освобожу.

Пьерсон встал и отряхнул невидимую грязь с рукава.

— Утром? — облизнула я пересохшие губы. Провести здесь ночь было горше смерти. И страшнее.

— А вы хотели бы сейчас? — неожиданно безопасник подошёл так близко, что я чувствовала на щеке его дыхание. Отодвинуться было некуда, холодные пальцы прикоснулись к моему лбу и провели по волосам.

— А ведь это возможно...

Рука безопасника скользнула по моей шее, большой палец задержался в ямке между ключиц.

— Достаточно принести клятву верности и стать моими глазами и ушами. Отбор скоро закончится, и вам потребуются покровители при дворе, — Пьерсон коснулся губами моего уха, и легонько сдавил шею так, чтобы я не вырвалась. — Королевы долго не живут, моя дорогая. Всегда помните об этом.

— Идите прочь! — прошептала я, задыхаясь.

Молча отстранившись, Пьерсон уже через миг растворился в окружающей тьме. Лязг затвора — и снова тишина, давящая на уши своей неестественностью.