Как я люблю всякие рестораны! Не потому, что там вкусно готовят, поесть можно и дома, есть я не люблю вообще, хоть мне никто и не верит. Мне нравится, когда все нарядные, друг с другом раскланиваются, танцуют медленные танцы и на небольшой сцене поют в живую. Когда я была маленькая и моя бабуля – папина мама была ещё жива, они несколько раз брали меня с собой в круиз на теплоходе по Чёрному морю. Конечно, я помню немногое, но в памяти застряли два шикарных бассейна, один детский – яркими металлическими цветами, а второй взрослый – глубокий и большой. Деда надевал на меня спасательный круг, и я плавала с ними во взрослом бассейне. Я этот круг ни за что не хотела снимать, надевала прямо на него платье, и таким образом юбка становилась пышнее. По всем палубам стояли деревянные скамейки с брезентами, и на них загорали женщины в широкополых соломенных шляпах с цветами. Но самым прекрасным на теплоходе был ресторан. Огромный, со столами, покрытыми белой скатертью, с фонтаном, сложенным из каменных глыб в центре зала и с настоящим, живым оркестром. Музыканты выходили не сразу, они приходили к середине вечера, попозже, рассаживались, и тогда самый главный музыкант, дунув в микрофон и постучав по нему пальцем, говорил:

– Добрый вечер, дорогие товарищи! – Не отрывая губ от микрофона, наклонял голову то влево, то вправо, чтоб видеть весь зал.

Потом они начинали играть и петь, и даже самые патриотические песни о нашей великой социалистической Родине и добыче угля в забое звучали нежно и таинственно. Тогда очень красивые мужчины в костюмах и галстуках, подойдя к другим столикам, кланялись и тихо спрашивали у кавалеров:

– Разрешите пригласить вашу даму на танец.

Пары плыли и кружились между столиками, потом кавалеры отводили дам обратно, целовали им ручку и благодарили за танец. Конечно, мой деда был самым красивым и в ресторане, и на теплоходе, и вообще. Он приглашал бабулю танцевать, и я не понимала, как бабушки умеют быть такими молодыми?

Потом теплоход возвращался в порт.

Мы уходили, а он оставался. Он нас не мог запомнить, слишком много дел и впечатлений дарят право на ошибку. Зато каждому, кто хоть однажды подходил к фонтану с розовой подсветкой в самом центре зала, долгими зимними вечерами слышалась сквозь вой ветра эта лёгкая, прекрасная мелодия, без насилия и жестокости, а на горизонте в окне, за стволами промёрзших насквозь деревьев, угадывались очертания огромного, как плавучий город теплохода, словно приплывшего прямо по воздуху навестить старых друзей в их холодных квартирах..

Конечно, я в школе никому не рассказывала о море и ресторанах. Не поймут, скажут, что на пароходах катаются капиталисты. Ну, во-первых, это не «пароход», а «теплоход», а во-вторых, мой деда всю свою жизнь трудился и копил деньги на летний отпуск с бабушкой. Всё равно, не поймут ни за что, в отпуск надо ездить в деревню, и помогать в колхозе собирать урожай, да ещё станут выяснить «чему эти учителя своих детей дома учат»?

Сегодня тоже будет праздник в ресторане. Совсем другой, конечно, без фонтана, с другой музыкой, танцами, но такой я тоже очень люблю. Инструменты музыкальные совсем не такие, не фортепьяно и ударник и гитары, а кемендже, даул, дудук.

Даул – такой барабан. Когда в него бьют, он начинает стучать, всё вокруг вибрирует, мой пульс то ли учащается от его звука, то ли сам даул разгоняет кровь по моим сосудам от того, что стал моим сердцем.

Кемендже совсем наоборот – тихая понтийская лира, на ней играют смычком и песни звучат, словно рядом кто-то плачет. Даже если песня весёлая и люди веселятся, всё равно в душе плачут.