– Извините меня, Моисей Викторович, я опять что‑то не то ляпнул…

– Ладно! – Фуцман говорил нервно, стараясь не смотреть на Игоря. – Иногда хоть на работе думай, о чем говоришь…Распорядись изменить афишу, надо вычеркнуть пока «Горе от ума».

Игорь кивнул:

– Сделаем…. – И добавил: – Горе от ума, горе уму, горе ума.

– Это ты на что намекаешь? – подозрительно спросил Фуцман.

– Нет… Это я так, вспомнил старые названия комедии…

– Гм, старые названия?

– Да, ум вычеркнем, короче… И горя тогда не будет.

– Чего ты болтаешь?.. – обозлился Фуцман. – У нас… у нас в нашем Театре современных инсценировок в нашей новой версии…… новой…. новой версии комедии спектакль будет называться «Горе от ума», ясно тебе или нет? – Фуцман специально повторил слова «новая версия», чтобы его молодой режиссер осознал работу своего руководителя и его новации в театре.

– Ясно.

– И музыка к спектаклю еще не готова.

– Недавно этот Выдрин заходил ко мне, – вспомнил Игорь о визите композитора Егора Выдрина в театр.

– И о чем говорили?

Зазвонил телефон, Фуцман с ужасом уставился на него, думая, что это вновь звонит какой‑то Соколов со своими комедиями.

– Опять, что ли, этот графоман… – протянул Фуцман.

– Надоели авторы?

– Именно, – кивнул Фуцман, наконец, улыбнувшись, радуясь, что хоть иногда Игорь понимает его. – И кто ему дал мой номер телефона?

Телефон продолжал настойчиво звонить, а Фуцман упрямо не брал трубку, сидя молча и разглядывая потолок. Молчал и Игорь, мечтая побыстрее выйти из кабинета худрука. Наконец, не выдержав, Фуцман сорвал трубку:

– Слушаю!

– Извините меня, я, Соколов, только что вам звонил, но звонок сорвался, отбой… – послышался в трубке баритон неизвестного автора Соколова, – я…

– Послушайте, некто Соколов! Прекратите, п-рек-ра-ти – те мне звонить, а то я вызову милицию и вас оштрафуют за хулиганство! – выкрикнул Фуцман, краснея от гнева. – Вас не хотят тут знать и слышать!

– Но я пишу комедии, может…

– А не называли ли вас хотя бы раз феноменальным нахалом?

– Почему это я нахал? Я пишу…

– Ладно, писатель, о сексе ты пишешь? – насмешливо вдруг спросил Фуцман, желая поиздеваться над Соколовым.

– Нет.

– И зря, что не пишешь. Нам нужны пьесы о сексе.

– Но у вас в репертуаре классика, вернее, по мотивам классики, – парировал Соколов, – и Дюма, и Грибоедов, и Гоголь…. Какой там секс?

– Гм, молодой наш автор, очевидно, предполагает, что в старину, когда жили многие классики, сексом не занимались? Или о нем не хотели писать?

– Вы хотите показывать секс на сцене? – спросил крайне удивленный Соколов.

– Ну, не в сарае же его показывать, – заметил Фуцман, – у нас театр есть.

– Нет, но классики писали о любви, а не о сексе.

– Гм, у нас тут намечается дискуссия на тему» Секс или любовь?» – с необычайной нескрываемой иронией в голосе спросил Фуцман, хихикая.

– Я пишу не об этом, я высмеиваю…

– Молодой подающий надежды автор! Нам не нужны ваши комедии, ваши надежды и ваши насмешки! Адью! – С этими словами Фуцман раздраженно бросил трубку.

Минута прошла в полном молчании.

– Ты ответь, – прервал молчание Фуцман, обращаясь к Игорю, – так о чем говорили с Выдриным?

– Так, короче, обо всем, анекдоты рассказывали. Что‑то он не парится, тянет с музыкой своей.

– Зря не парится! И зря, что ты тоже, как вижу, не паришься! Сейчас позвонишь этому Выдрину и сообщишь ему мое распоряжение: через три дня принести свое музыкальное творение.

– Хорошо, Моисей Викторович. А если он откажется…

– Тогда я разрываю с ним договор, так и скажи! Анекдоты они рассказывали… – Фуцман, минуту помолчал, потом усмехнулся и вспомнил один анекдот: