– Это… редкость. – Иван сел рядом. – Почти все, из тех, кто остался, держатся. Из страха, из боли, из привычки. Эта – просто не знала, что умерла.

– А теперь знает?

– Теперь она знает, что её помнят. Это главнее смерти.

Маша на секунду замолчала, потом посмотрела на него.

– У меня вопрос. Он, наверное, глупый… но всё же.

– Давай.

– Почему этим никто не занимается официально? Я не про шаманов и не про эзотериков в инстаграме. Я про государство, институты, лаборатории. Ведь если такие приборы возможны – почему они не у каждого врача, психолога, следователя?

Иван усмехнулся. Не иронично – грустно.

– Потому что для этого надо признать, что существует нечто, что сильнее привычной картины мира. А система построена на том, что её картина – единственно допустимая. Если ты говоришь, что «внутри игрушки живёт остаток сознания умершей», тебя либо уволят, либо используют.

– Используют?

– В интересах тех, кто не хочет, чтобы такие штуки освобождали. Прибор показывает не только духов. Он показывает поле. А поле – это влияние, ложь, страх, память, правда. А правда – это всегда удар по структуре.

Маша потёрла глаза. – Тебе не страшно?

– Нет. Он сделал паузу. – Страшно станет, когда они начнут отвечать.

– Кто?

– Те, кому не нравится, что мы видим.

Она кивнула. – Тогда надо смотреть до конца.

На приборе замигал световой индикатор: остаточное поле, затухающая вибрация. Сеанс завершился. Но Иван чувствовал: что-то осталось в воздухе. Как будто нечто посмотрело на них через куклу. Или вместе с ней. Он записал короткую пометку в журнал: «Случай 032. Кукла. Земной дух. Прощание. Эффект – стабилизация. Остаточное поле – умеренное. Появление тени наблюдения. Проверить через сутки».

Лиго тихо отозвался: «Это было правильно. Но ты прав. Кто-то уже смотрит».

Уже стемнело, когда Иван вышел на улицу. Вечер был прозрачным, холодноватым, с запахом подогретого бетона и первых весенних оживающих растений. Он просто хотел пройтись – сбросить остатки поля, как смахивают пыль со скамейки перед тем, как сесть на неё белыми штанами. После контакта всегда нужно было немного воздуха и молчания.

Двор был пуст. Даже местные коты прятались тише обычного. Он прошёл к подъезду, достал ключ – и в этот момент услышал шаги. Не тяжёлые. Не прячущиеся. Обычные.

– Добрый вечер, – сказал кто-то за спиной.

Иван обернулся. Около лавки, у соседнего подъезда, стоял мужчина лет пятидесяти. Серое пальто, аккуратная шляпа, трость. Чересчур ухоженный для этого двора. Чересчур спокойный.

– Добрый, – отозвался Иван.

– Вы ведь здесь недавно, да? – спросил мужчина.

– Несколько месяцев.

– У вас там… интересное оборудование. Гудит иногда по ночам. Не громко. Но внятно.

Иван задержал взгляд. – У вас чувствительный слух?

– Когда живёшь в таких местах, приходится развивать тонкость.

– Вы сосед?

– Пока – наблюдатель. Он улыбнулся. Не ехидно – почти дружески и тепло. И от этого стало ещё хуже.

Иван ничего не сказал. Но прибор, оставшийся в доме в режиме пассивного фона, дал лёгкий всплеск – Лиго отозвался внутри: «Поле искажено. Влияние – не прямое. Но структура присутствует. Он – не источник. Он – передатчик».

Мужчина посмотрел на закат, а потом вновь перевел взгляд на Ивана. – Знаете, Иван Романович… Вещи, которые вы пробуждаете, не всегда хотят быть пробуждёнными. Иногда они предпочитают спать, скрываться. А иногда… смотрят на того, кто их будит. Вы ведь слышали мудрость про то, что если очень внимательно всматриваться в бездну, то бездна начинает всматриваться в тебя?

Он кивнул и пошёл прочь – спокойно, неспешно, как человек, у которого нет причин торопиться, потому что он уже там, где хотел быть. Иван стоял на месте. Слушал, как исчезают шаги. Потом – медленно зашёл в подъезд и запер дверь на два оборота.