Он кивнул. – Заходите. Они прошли внутрь. Девочка не отрывала взгляда от куклы. Та казалась непропорционально тяжёлой для её рук – будто внутри было что-то большее, чем вата и чем там ещё набивали старые куклы.

– Как вас зовут?

– Анна. Это Лиза. – Женщина села на край стула, скромно и тревожно, как на экзамене.

– Что происходит?

Анна сжала руки в замок, глядя мимо Ивана. – Она… говорит с куклой. Постоянно. Причём так, будто там кто-то есть. Не “играет” – разговаривает. Словно отвечает на вопросы. Иногда она… поёт. Старые песни. Такие, которых она не может знать. А однажды сказала: “Бабушка сказала, что поезд придёт, и она заберёт меня, если ты не будешь слушать”.

Иван молча включил внутренний экран. Тело девочки было обычным – живое, гибкое. Но поле рядом с куклой – колыхалось, как пыль в узком луче солнечного света. Там действительно кто-то был. Не агрессивный, не тяжёлый, но плотный. Словно слой старого времени, застывший в ткани игрушки.

Лиза подняла на него глаза. – А вы… слышите её?

– Иногда, – мягко ответил он. – А ты как с ней разговариваешь?

– Просто. Она рассказывает, как ездила на поезде. Как ждала меня. Говорит, что скучала. Только она всё время спрашивает, где сумка. Я не знаю, про какую сумку она говорит.

Анна сжалась: – Моя мама умерла два года назад. Лиза тогда была маленькая. Мы так и не успели… сказать ей, что она не увидит её снова. Она часто спрашивала: “Когда бабушка приедет?” Я не знала, как ответить.

– А кукла?

– Мамино. Из детства. Мы нашли её на даче. Лиза сама нашла и достала.

Иван перевёл взгляд на игрушку. Кукла лежала на коленях у ребёнка, будто ждала своей очереди. Её пластиковые веки не шевелились, но в этой неподвижности было слишком много живого ожидания.

– Хорошо, – сказал он. – Мы посмотрим вместе. Есть вещи, которые не говорят словами – но их можно услышать по-другому. Он встал и выключил верхний свет. Оставил включённой только лампу в углу. Прибор был уже собран – и теперь, наконец, было время использовать его по назначению.

Кукла лежала на столе, как странный артефакт. Казалось бы, нет ни крови, ни запаха, ни звуков, но поле вокруг неё пульсировало, будто кто-то забыл выключить люминесцентную лампу на другом уровне реальности.

Маша внимательно водила ладонью над пластиком, не касаясь его.

– Ты чувствуешь? – спросила она.

– Да. Слой. Как заплесневевшее воспоминание.

– Или как закопчённое стекло.

Она нашла потёртую тканевую метку на спине куклы. Аккуратно распорола шов ножницами – внутри ничего, кроме старой ваты и запаха старых чемоданов. Но Маша вдруг замерла. – Вот это посмотри. На изнанке ткани – вышивка, почти стёртая: Т. К. 1962.

– Инициал. Возможно, бабушки. – Иван кивнул. – Точка входа – не сама кукла, а воспоминание, связанное с ней.

Он подошёл к прибору и активировал режим низкочастотного фонового сканирования. Устройство не загудело и не засияло – просто плотность воздуха сместилась, как бывает в библиотеке, где все читатели вдруг замолчали.

«Присутствие стабильно. Тепловой контур слабый, но ясен», – раздался в сознании голос Лиго. «Это не конструкция. Это застывшая душа».

– Что ты думаешь? – спросила Маша.

– Она осталась. Не поняла, что умерла.

– Почему именно в кукле?

– Потому что там – последняя точка контакта. Там она – ещё была живой. А кукла – как проводник.

– Или якорь.

– Скорее – вокзал.

Он приглушил свет ещё сильнее. Помещение стало камерным, как маленький домашний театр перед началом спектакля. Иван мягко положил ладонь на куклу и закрыл глаза. Прибор тихо засветился внутренним свечением, почти что теплом, как от старой фотографии, с которой связаны светлые воспоминания.