– Возвернулся, милый, – как ни в чем ни бывало приветливо улыбнулась она, – а сынишка твой, вон оно как. Опять приболел. Подошла вот, помочь Богдане подняться хотела.

– Врет она все! – вскинулась Богдана, бледнея от обиды. – Ни единого доброго слова для нас не нашла.

– Так ли это? – нависая над теткой своей массивной фигурой, процедил Данко.

– Да всего-то и сказала, что дите у вас слабенькое и без материнского присмотра хиреет, – развела руками старая Ганна, словно не понимая, в чем ее пытаются обвинить.

Его ноздри продолжали гневно раздуваться, а кулаки то сжимались, то разжимались, словно пытаясь подавить бушующую в душе ярость.

– Ну, про болото еще сказала, что все беды и хвори от него, – миролюбиво продолжила она, пытаясь умиротворить рассерженного родственника. – В этой округе, за пять верст от нашей деревня моего мужа была. Сказывал, как мальчонкой в Гнилой Овраг бегал. а еще говаривал, что не меньше дюжины охотниц за травами здесь сгинуло. Опасные места-то. А Богдана не бережется. День-деньской там пропадает. Все хлопочет, целебные сборы собирает.

– Разве плохо собирать лечебные травы? – разжал свои зубы Данко.

– Да кто же говорит, что плохо. О нас она радеет, милушка, а себя совсем не щадит, – закивала Ганна, умильно улыбаясь. – Да и сыночек ваш, чуть мать отойдет на полверсты, так уже в припадке бьется. Привык, поди, что мамка всегда рядом и других теперь принимать не желает.

Слова, пусть и насквозь лживые, а все-таки находили дорогу к его сердцу. Что с ней поделаешь? Хоть и известная она язва и сплетница, однако ближняя родня. Самая старшая сестра отца. Более и не осталось никого из того колена у старейшины. Отец ее всегда любил. Даже обратно в селение свое забрал, как овдовела, чтобы под присмотром была на старости лет. Данко оглянулся, ощупывая лица столпившихся полукругом людей, разыскивая мудрые, все понимающие глаза отца. Уже не раз было говорено между ними, что поедом ест Богдану старшая родственница, проходу ей не дает. Даже дом свой устроила в ближних соседях. Якобы для того, чтобы помочь его семейству в случае нужды какой.

Старейшины нигде не было видно. Должно быть, снова бродил он окружными лесами, искал место для капища. Тогда он повернулся к Богдане и нашел ее запавшие, потемневшие от страдания глаза. Больше не обращая внимания на бормотание старухи, он шагнул к сидящей на земле жене и подал руку, чтобы помочь встать с колен. Из складок подола появилось уже порозовевшее лицо Идана и заулыбалось, показывая неровные молочные зубки. Обрадованный мальчик, потеряв весь свой страх, радостно шагнул к отцу и обнял его за ногу. Следом поднялась, позванивая височными кольцами, Богдана и смело обвела собравшихся людей дерзким взглядом. С таким мужем ей нечего бояться, а болтать разное? Так людям языки на то и даны, чтобы молоть ими всякую чепуху. Уже без злобы смотрела она на пятившуюся назад старуху, прощая ей все, что та сказала и еще не раз скажет. Одна у нее отрада и осталась – поучать и портить жизнь молодым снохам. С долгожданным возвращением мужа на душе у Богданы стало так легко и хорошо, что больше не хотелось ей пускать в сердце тяжкие и темные думы.

Отец сидел на широком замшелом пне и внимательно смотрел на Данко, который мерял взволнованными шагами истоптанную сотнями ног полянку. Он понимал, отчего страдает сын, но отменить предстоящий поход было невозможно. Слишком много пришлось им оставить за спиной, спешно покидая ставшие небезопасными родные места.

– Болтают люди разное, – на секунду замедлив шаг, сказал он отцу. – Будто это вина жены моей, что нам пришлось уйти из старой деревни. А тетка Ганна – главная зачинщица.