«Вернись… начни с воды…»

Она отпрянула, глаза расширились. Это было не воображение. Она направилась к старому колодцу. Он прятался в зарослях полыни, сгорбленный временем, заваленный пыльными досками. Место избегали все – даже птицы здесь не пели. Доски были трухлявыми. Она убирала их одну за другой, чувствуя, как воздух меняется. Плотный запах сырости ударил в лицо, а за ним – пряный, тёплый аромат мёда и едва уловимый – пепла. Как будто в глубине колодца недавно сгорела свеча. Она зажгла самодельный светильник – сухую ветку, натёртую древесной смолой – и опустила его в темноту. Пламя колебалось, отражаясь от влажных стен. На глубине пяти шагов она увидела это: ткань, зацепившуюся за выступ камня. Вырезанный символ спирали. И – дневник. Она спустилась осторожно, ступая по вбитым в камень гвоздям и корням, как по лестнице. Колодец дышал – прохладой, воспоминаниями, чем-то древним. Дневник был плотно завёрнут в лаковый платок, потрескавшийся от времени. Когда она раскрыла первую страницу, чернила вспыхнули синим, словно реагируя на свет. Страницы были неровные, выдранные из разных источников, но почерк был один – крупный, сосредоточенный, будто писавший знал, что времени мало.

“Чтобы слушать, нужно не просто ухо. Нужно пустое место внутри. Вода знает это. Колодцы не молчат – они ждут.”

Каждая страница открывала обряд, ритуал, след. Некоторые были туманны – «принеси тень с холма в сосуд, когда ветер дует с востока», другие – завуалированы символами, загадками. Одна из записей говорила о зеркальном озере, что появляется лишь в полнолуние в дальнем ущелье. Там якобы можно увидеть своё «отражение, которое слушает» – если не боишься потерять голос. Другой – о трещине в скале, в которую нужно сказать своё имя шёпотом трижды, чтобы услышать, кто его шепчет обратно. Каждое упоминание приводило Аой к новому пути, новому испытанию. И все они сходились к одному: к раскрытию Истинного Якоря. Фонарь в роще – лишь часть. Лишь врата. Но за ними было что-то куда глубже. Что-то, что слушает её уже сейчас. И она пошла дальше.

Аой шла по тропе, давно поросшей мхом. В руке она держала амулет, который теперь слегка покалывал ладонь, будто реагируя на близость чего-то важного. Путь к озеру был описан в дневнике: “Ищи камень в форме руки. От него – семь шагов на север, три – на восток. Озеро появится только в тишине. Смотри не глазами – дыханием.” Она нашла камень. Он и вправду напоминал ладонь, выброшенную из земли. Когда она прошла указанные шаги и остановилась – ничего не было. Лишь мрак, листья, серое пространство между деревьями. Но потом… Ветер исчез. Вся тишина мира сконцентрировалась в этой точке. Даже её собственное дыхание стало чужим, ненужным. И тогда между стволами, словно отразившись от самого воздуха, появилось озеро – гладкое, как полированное стекло. Оно не отражало луну. Не отражало её. Оно отражало… что-то другое. Воду нельзя было назвать просто водой. Это была поверхность воспоминаний. Аой подошла ближе, но остановилась. На другой стороне кто-то уже стоял. Он был высокий, но не угрожающе. В руках держал свиток, и волосы – чуть небрежные, будто он давно не заглядывал в зеркало. Его одежда была поношенной, как у человека, который давно в пути, но ткань – хорошая, с вышивкой на вороте. Жреческая. Он стоял уверенно, но глаза… глаза были будто у тех, кто потерял что-то важное и всё ещё ищет, не зная, что найдёт. Аой заметила, как он чуть склоняет голову – жест вежливый, даже старомодный. Он смотрел на неё не с подозрением, не с удивлением. А будто знал. Не её, но саму суть её присутствия.