Он пошёл дальше, углубляясь в рощу, туда, где стволы становились толще, а воздух – плотнее. Вскоре тропинка исчезла, и он оказался перед старым мостом, перекинутым через ручей, едва слышный под мхом. Мост был каменный, изъеденный временем. На его перилах были вырезаны символы, почти стёртые, но один знак Сэйдзи узнал – то же имя, которое ему назвала жрица: Кагэ3. На другой стороне моста его никто не ждал. Ручей журчал спокойно, как и прежде. Камни под ногами были скользкими, воздух – влажным, будто всё пространство здесь только что проснулось от долгого сна. Но что-то изменилось. Ветер перестал шептать, и это тишина казалась неестественной – как перед бурей, как перед тем, как кто-то говорит важное. Сэйдзи сделал шаг вперёд. На обочине тропы, под выступом старого корня, он заметил что-то странное – узел из тряпки, завязанный по-детски, с кривым узлом. Он наклонился и осторожно развязал его. Внутри были старые листы бумаги – выцветшие, с обуглёнными краями, хрупкие. Пахли дымом, ладаном и чем-то ещё… чем-то знакомым. Он развернул первый лист.

"Я слышала их снова. Они звали меня по имени, но сегодня голос был другим. Тот, кого я раньше боялась, – он пел. Он звал не снаружи, а изнутри. Я не знаю, как это объяснить. Как будто моя кровь знала его напев."

Подписи не было. Но почерк был живой – чуть неуверенный, женский. Он листал дальше.

"Сегодня я увидела мальчика. Он стоял у старого колодца и смотрел в воду. Я хотела подойти, но голос остановил меня. Сказал: «Он ещё не слышит». Это был голос моего брата. Или кого-то, кто помнит его."

Сэйдзи замер. Что-то в этих словах отзывалось внутри – не воспоминанием, а как будто тенью воспоминания. Он не помнил этого колодца. И всё же чувствовал, будто когда-то стоял у него. Дальше был рисунок. Угольный, на потрёпанной бумаге. Простая линия рощи, фонарь и фигура – девушка в кимоно, сидящая у дерева. В её глазах – не страх, не грусть, а сосредоточенность. Она слушала.

– Какая печальная и красивая девушка – подумал он.

Сэйдзи положил страницы обратно, завязал узел и спрятал его в складки своего хакама. И пошёл дальше по тропе, которая, казалось, теперь узнаёт его шаги. Каждый куст, каждый поворот дышал памятью. Не его – чужой, но вплетённой в его путь. Он не знал, куда приведёт эта дорога, но знал – где-то впереди будет дом с семью ступенями и лотосом на двери. И, может быть, там он узнает: кто эта девушка, и почему она слышала шёпоты до того, как их начали слышать другие.

Аой стояла у рощи, где рос старый каменный фонарь. Он был треснутый, в зелёном мху, но светил. Свет был тёплый, мягкий. Не как от свечи или масла. Будто кто-то в нём жил. Она жила одна. Её семья исчезла десять лет назад. Они ушли в лес и не вернулись. Люди в деревне говорили, что они "перешли". Никто не объяснял, что это значит. С тех пор её избегали. Но она осталась. Готовила себе еду, собирала травы, прислушивалась к лесу. Её слух был острым. Слишком острым. Она не видела странных существ. Никогда. Но она слышала их. Их голоса. Их разговоры. Иногда – их дыхание. И чаще всего – их шёпот. Особенно ночью, когда всё вокруг затихало, когда казалось, что даже трава перестаёт расти. Сначала она не понимала, что означают эти звуки. Они казались случайными, как ветер в камышах. Но со временем начала различать – одни голоса были добрые, тихие, будто старики, рассказывающие сказки. Другие – злобные, мрачные, как будто шипели сквозь зубы. Были и такие, что пели. Их она боялась больше всего.

Из дневника Аой:

“Мне было восемь лет, когда я впервые услышала шёпот. Я сидела на крыльце, смотрела, как мама режет рыбу, и вдруг листья в роще зашуршали, как будто кто-то звал меня по имени. Я подумала, что это ветер. Потом снова услышала: "Аой… Аой…" Я побежала в лес. Там был старый пень, и рядом с ним лежал мёртвый ворон. Его глаза были открыты, и я почувствовала, что он слушает, как и я. Я закричала и убежала домой. Потом мама сказала мне, что лес всегда что-то говорит. Главное – не отвечать.”