Мама подняла голову. В её глазах мелькнуло напряжение.

– Я же говорила, дорогой, мы едим мясо. Нам этого достаточно.

Я слышал этот ответ сотни раз. В детстве он казался логичным. Сейчас – нет.

– Но они тоже едят мясо! – не унимался я. – И всё равно – три раза в день. А ещё они едят животных, мама. Настоящих животных! Ты можешь представить, чтобы мы съели нашу курочку Розу? Или её яйца?

Она молчала. Я вздохнул. Но не отступил.

– Ещё… – я задумался, подбирая слова, – они очень быстро стареют. У мам моих друзей морщины, уставшие глаза, осунувшиеся лица. А ты… Ты не изменилась с тех пор, как я тебя помню. Почему?

Молчание. И вдруг – догадка. Как удар.

– Что мы едим? Или кого? – прошептал я.

Холод по коже. Сердце сжалось. Воздух будто исчез.

– Я вижу, как наша морозилка всегда забита мясом, – голос дрожал, но я не мог остановиться. – Откуда ты его берёшь? И почему… почему оно пахнет, как люди?

Мама напряглась. И я почувствовал: всё. Ты знаешь ответ.

Я вскочил из-за стола. Стул с грохотом упал на пол.

– Джимми, сынок, давай поговорим! – закричала мама.

Но я её не слушал.

Я вылетел из дома и бросился в лес.

Ночь окутала меня, поглощая в свою ледяную тишину. Лес жил своей жизнью: ветки потрескивали, в темноте скользили неясные шорохи. Я слышал дыхание ночных зверей, их осторожные шаги. Но никто не приближался. Они чуяли, что я свой. Почему? Потому что я был таким же монстром, как они.

Мама догнала меня у старого дуба. Её дыхание было сбивчивым, на лице – тревога, усталость и испуг.

– Джимми… – она осторожно положила руки мне на плечи.

Я не смотрел на неё. Не мог. Я смотрел на свои руки – пальцы, кожу. Я был человеком. Должен был быть. Но не чувствовал себя им.

– Я знала, что этот день рано или поздно наступит, – её голос был мягким, но в нём звучала боль. – Ты должен понять… ты другой. Мы другие.

– Что это значит? – мой голос дрогнул. – Мы… чудовища? Мы едим людей?

Она отвела взгляд, и я понял: был прав.

– Да, – сказала она наконец. – Мы не такие, как остальные. Наша природа – иная.

Тишина между нами будто сгустилась. Живая, давящая, наполненная ужасом.

– Это не природа. Это кошмар! – я шагнул назад, чувствуя, как внутри всё переворачивается. – Почему ты не сказала мне раньше? Почему лгала?

– Чтобы защитить тебя! – её голос был одновременно резким и умоляющим. – Ты думаешь, мне легко? Думаешь, я хотела, чтобы ты узнал так?

Я тяжело вдохнул, пытаясь прийти в себя.

– Это из-за нас, правда? – тихо спросил я. – Мы никогда не остаёмся в одном месте надолго. К нам никто не приходит. Мы уезжаем, когда люди начинают что-то подозревать.

Мама кивнула.

– Мы не можем быть частью их мира, Джимми. Но это не значит, что ты монстр.

– Тогда кто я?

Она не ответила. Просто притянула меня к себе и обняла – крепко, отчаянно, как будто пыталась удержать от падения в бездну. Но я уже падал.

На следующий день в школе всё было как обычно. Но я уже не был прежним. Я смотрел на людей – на их улыбки, разговоры, беспечные жесты – и чувствовал, что мне среди них нет места.

Я начал отдаляться, замыкаться в себе, стал тише и осторожнее. Я делал всё, чтобы быть незаметным. Сейчас таких называют интровертами. Тогда это было не модно, и для всех я был просто странным. Они не знали, кто я. Но я знал. Каждый человек, проходивший мимо, мог стать моей следующей жертвой.

Я ненавидел себя за эту мысль. Но знал: рано или поздно мне снова придётся есть.

Этот город с тысячами людей – это ад. Я слышу их голоса. Чувствую их запахи. И знаю: однажды кто-то из них исчезнет. Чтобы я мог жить дальше.