Они избегали встречаться взглядами. Друга встал, чтобы размять ноги. Слова Родики подействовали на него. Ему хотелось сказать ей что-нибудь хорошее, но ничего подходящего не приходило в голову.

– А тепло здесь, – проговорил он наконец, чтобы хоть что-нибудь сказать.

Должно быть, Родика восприняла это как поощрение и снова подбросила несколько поленьев в печь. Теперь, когда она стояла к нему спиной, Друге было легче говорить.

– Я понимаю, что ты хочешь сказать, – признался он. – А остальные, почему они участвуют?

Обернувшись, Родика внимательно посмотрела на него.

– Ты у нас ведь тоже вроде беженец, да? – спросила она вдруг.

– Да, – ответил он, – но вы-то не все беженцы.

– Нет, не все. Но когда ты бедный – это уже все равно. – Она грустно улыбнулась.

– А почему вы считаетесь бедняками, Родика? У вас же свое хозяйство? – спросил Друга и тут же пожалел об этом.

Она как-то горько рассмеялась. И в этом смехе прозвучал упрек, обращенный не к кому-нибудь определенному, а ко всем.

– А ты спроси у кого угодно, возьмет ли он наше хозяйство? Задаром, конечно. На тебя как на идиота посмотрят. Такое хозяйство никому не нужно. Песок один, и рядом лес – ничего там не растет. Поэтому у нас и мать такая стала. Уж она-то работала-работала, жилы из себя тянула, а расти все равно ничего не росло. Вот она взяла да и бросила. Теперь все в запустение пришло. Отец ругается с ней, а ей хоть бы что. Ей, видишь ли, веселее, когда у нас ничего нет. И что ее люди ведьмой ругают, ей тоже по душе. Даже еще нарочно из себя ведьму разыгрывает. Может, это она им мстит? Отцу одному с хозяйством не управиться, даже если мы с Альбертом ему помогаем. Слабый он у нас очень, а мы в школу должны ходить каждый день. После-то я ведь в город уеду, когда школу кончу. И Альберт уедет.

Друге казалось, что они с Родикой старые друзья. И потому последние слова причинили ему боль. Неужели им придется так скоро расстаться?

– Я бы никуда не уехал, – сказал он не без задней мысли.

– Нет, мы уедем в город! – упорствовала она.

– А вам разве в деревне не нравится? – спросил он грустно.

– Конечно, нравится. Особенно Альберту. Но какие же это крестьяне, у которых нет хорошей земли! И чего стараться, когда все равно нет никакого прока. Лучше сразу в город уйти.

– А вдруг вам хорошую землю дадут, когда вы с Альбертом школу кончите? – спросил Друга с надеждой, вспомнив о том, что он слышал от Шульце.

Тот ведь хотел объединить все земли, как в России, чтобы вся хорошая и вся плохая земля принадлежала всем крестьянам. Пусть этот Шульце старается, чтобы поскорей так было! Может, тогда Альберт и Родика не уедут из Бецова?

Словно угадав его мысли, Родика спросила:

– Ты это про Шульце подумал?

Друга кивнул.

– А ты считаешь это правильно, то, что он хочет?

– Не знаю я… Может быть…

Родика нахмурилась.

– Послушай, Друга, ты же только что говорил: «Вдруг вам хорошую землю дадут». Значит, хотел, чтобы так было, как говорит Шульце. А теперь не знаешь, правильно или неправильно.

– Видишь ли… Дело в том… Мне просто не хотелось, чтобы вы уезжали отсюда. – Друга страшно смутился: а что если Родика опять рассмеется?

Но она только долго и пристально посмотрела на него. Потом подошла совсем близко и сказала:

– А ты парень ничего! – Она улыбнулась, а он покраснел до ушей и не знал, куда глаза девать. – Это тебе куда больше идет, чем когда ты бледный, – отметила она трезво и без всякой видимой связи добавила: – Должно быть, ты ешь слишком мало, вот в чем дело.

Теперь уже рассмеялся Друга, а за ним и Родика. Уж очень у нее смешно насчет еды получилось. Мать ему это тоже всегда говорит. Наверное, все женщины одинаковы – вечно тебя опекают. И молодые и старые.