С некоторых пор я понял, что возможен аналог черного археолога и в эпиграфике: это когда копируется только надпись, а фон, на который она нанесена, как бы не существует. Тогда такого эпиграфиста интересуют только сами знаки надписи. Между тем, в древности фон обычно оказывался даже более информативен, чем надпись.
Ясно, что около каждого археологического объекта невозможно поставить стражу, хотя, разумеется, хотелось бы. Но, вообще говоря, черная археология – это уголовно наказуемое деяние. К науке она имеет слабое отношение.
Между тем, если перейти к эпиграфике, то большинство дешифруемых изображений – «черные», то есть они оторваны от своего фона и перерисованы с невысокой точностью, определяемой мерой компетенции эпиграфиста. В отличие от археологии, к этому деянию не применяется никаких мер, поскольку большинство существующих профессиональных эпиграфистов предпочитает «черные» прориси. Однако все-таки это копии; самих древних предметов эпиграфисты не касаются. Поэтому тут меры применять и нет смысла: сами артефакты остаются в музеях.
Еще одно предосудительное занятие – это изготовление фальсификатов, то есть предметов нынешней эпохи, но стилизованных под древние с целью их продажи по высокой цене. Вообще говоря, это тоже уголовно наказуемое деяние. Что же касается эпиграфики, то здесь вполне возможно создание какой-то современной надписи и выдача ее за древнюю, однако смысла в этом мало. Фальсифицированный древний предмет можно продать, но за надписи денег не платят, так что трата времени на фальсификацию не окупается последующей материальной выгодой. Вместе с тем если фальсификат изготовлен с любой другой целью, например, поразить зрителей умением художника, который может работать в технике древних мастеров, то такое произведение фальсификатом уже не считается. Тут нет обмана, современный мастер подписывает свое изделие своим именем и считается высоким профессионалом.
В эпиграфике тоже возможно изготовление различных надписей, стилизованных под древность, однако, если их автор заявляет о своем авторстве, они подделкой не считаются. Это – демонстрации древних стилей надписей, которые не только вполне дозволимы, но и имеют высокий покупательский спрос. Как правило, это тоже не область науки, а околонаучное развлечение. Возможно, оно сродни искусству.
Проблема невежд. В каждой области знания существуют свои установки, свои незыблемые принципы. Как правило, их усваивают студенты во время обучения в вузе. Но если в какую-то профессию приходят люди со стороны, они могут этих истин и не знать, хотя будут весьма начитанны в смежных областях. Образно говоря, они являются «полузнайками». Чаще всего именно таких лиц называют дилетантами. До определенного уровня они рассуждают вполне здраво, хотя затем, в самый неподходящий момент, показывают свои пробелы в знаниях, чем смущают своих оппонентов.
Права ли наука, воюя против дилетантов? Безусловно, да. Дилетант засоряет научные данные своим невежественным мнением, нацеливает читателя не на истину, а на собственные неверные предположения. Без этих мнений читатель быстрее дошел бы до истины. Поэтому дилетанту лучше помалкивать. Тем более что для дилетанта всегда существует простой выход – поднатореть в соответствующей дисциплине. И не делать элементарных промахов.
Вообще говоря, все мы – дилетанты, ибо нет ни одного человека, который был бы специалистом сразу во всех профессиях. Это, однако, не означает, что мы должны высказываться направо и налево о тех проблемах, в которых мы не разбираемся.
Был период, когда я имел возможность вволю насмотреться на такого рода публику. В 70-е годы XX века я являлся ученым секретарем группы философских проблем физики Московского общества испытателей природы. И туда приходили различного рода «ниспровергатели физики», которым было отказано в академических учреждениях соответствующего профиля. Но тогда они почему-то надеялись найти сочувствие у философов. Между тем, у философских проблем физики была своя проблематика – природа материи, пространства, времени, движения, причинных связей, необходимости и случайности и т. д. Частными естественно-научными теориями эта дисциплина не занималась. Но, выслушивая людей, обиженных академической наукой, я часто ловил себя на том, что они, разрабатывая какой-то один аспект физической теории, причем подчас весьма компетентно, совершенно упускали из виду другой, из-за которого вся их теория не могла работать. Ученые, уловив такую слабину и не желая тратить собственное время на дальнейший контакт с подобным исследователем, просто отказывали ему в дальнейшей беседе, и он уходил с большой обидой. Так что наша группа являлась средством социальной реабилитации, где остальные потерпевшие с интересом выслушивали очередного докладчика, ценили его новизну и делали ободряющие высказывания. Человек уходил в хорошем расположении духа. Разумеется, чем-то большим мы ему помочь были не в состоянии.