По сути дела, наука начинается с сопоставления. Находки из близких мест и примерно одной исторической эпохи начинают складывать в определенные археологические культуры, собственно, с этого момента и начинается научное творчество, тогда как до сих пор имелось более или менее правдивое воссоздание исторического документа. Посуда, утварь, детали жилища, средства транспорта, элементы одежды – все это реально существовало до нас, правда, в полном, а не фрагментарном виде. Что же касается археологической культуры – то тут ситуация иная. «Под археологической культурой понимают группу относительно одновременных памятников со сходным инвентарем и занимающих одну территорию», – полагает Г.Н. Матюшин (MAC, с. 110). Возникает вопрос: как понимать одновременность и как понимать сходство памятников? Ясно, что в каждом конкретном случае и то, и другое будет отличаться, единых критериев тут нет. А отсюда следует, что такое понятие, как «археологическая культура», является чем-то вроде понятия художественного образа, то есть некоторой суммой не только объективных знаний, но в гораздо большей степени предположений, точек зрения и принятых соглашений. Иными словами, археологической культуры как древней реальности не существует, имеется лишь некоторая сознательно произведенная выборка из добытого археологического материала, так что какие-то факты припрятаны, какие-то – истолкованы наоборот, а какие-то выпячены наружу, хотя их роль в обществе того времени могла быть ничтожной. Иными словами, археологическая культура – это артефакт, продуцированный археологией как наукой. По философской классификации, это не чисто субъективный феномен, но уже и не объективный, вроде научного факта, а субъективно-объективный.

Аналогии. Тут мы подходим к очень важной проблеме, которая не очень точно рассмотрена и в философии. Это проблема истины художественного образа. Как мы знаем, все образы в художественной литературе выдуманы писателем. Не было никакого Плюшкина, его придумал И.В. Гоголь, и с этой точки зрения это – не более чем литературный герой. Однако многие русские читатели узнают в нем черты своих знакомых, а иногда даже и собственные, хотя образ получился, вне всякого сомнения, гротескный. Выходит, что хотя мы берем не конкретное лицо, проживавшее в Малороссии в XIX веке, а некий объединенный портрет многих лиц, он может отражать действительность той эпохи много правдивее и достовернее, чем реально существовавший персонаж.

С другой стороны, в наши дни существует фотография. Я часто рассматривал фото на зачетках своих студентов и студенток и особенно у девушек не мог найти сходство между реальным лицом и лицом на фото. Несмотря на то что фотоаппарат не может от себя исказить черты лица и передает то, что существует перед его объективом в данный миг совершенно точно, само выражение лица может быть не характерным, отсутствующим, ракурс – случайным, так что потом портретируемого узнать оказывается чрезвычайно трудно. И напротив, художник подчас создает только набросок, не выписывая никаких характерных деталей – вдруг зритель тотчас узнает портретируемого. Получается, что грубо сделанный набросок мастера может дать гораздо более объективную характеристику человека, чем фотография, передающая мельчайшие детали лица. Иными словами, за счет творческого подхода художник выражает наиболее характерное, закономерное в портретируемой личности, отбрасывая все сиюминутное и случайное.

Но то же самое и в науке. Понятие археологической культуры вбирает в себя характерные детали быта и культуры той или иной эпохи, даже если в действительности они принадлежали нескольким рядом живущим этносам, или, напротив, какой-то части одного этноса. Это – узнаваемые типажи, подобно Плюшкину, Чичикову, Ноздреву или Собакевичу. В каждом из нас есть какая-то частичка от каждого из них, ибо мы – не типажи, а реальные люди. Точно так же археологические культуры – это некие типажи, конструкты, обобщения, которые помогают понять историческую реальность, однако на то она и реальность, чтобы вбирать в себя не только основные типы, но и другие, не только необходимое, но и случайное, не только очевидное, но и невероятное. Мы ведь и у себя порой можем найти совершенно необъяснимые поступки или оценки.