Однако, если мы изучали чужой язык, мы способны сделать следующий шаг, а именно – разделить ее на определенные фрагменты. Так, речевой поток делится на предложения, словосочетания, слова и морфемы, и каждый объект, полученный в результате этого членения, обладает своим смыслом – синтаксическим, морфологическим, лексическим, морфемным. Каждый, кто изучал иностранный язык, знает, что подобного рода членение непрерывного речевого потока представляет определенную трудность, которая становится все менее обременительной по мере увеличения практики. В языковых учебных заведениях этот вид деятельности называется аудирование – умение распознать элементы речи на слух.

Аналогичная процедура существует и для письменной речи, когда непрерывную строку знаков (а так писали в древности) оказывается возможным поделить на предложения, словосочетания, слова и морфемы. По аналогии с аудированием эту операцию можно было бы назвать визуализированием, умением распознать элементы речи на глаз.

Заметим, что как аудирование, так и визуализирование не являются чисто физическими операциями, а предполагают знание каждого уровня строения языка – морфем, слов, словосочетаний и типов предложений. Однако знания эти – пассивные, то есть в результате аудирования и визуализирования люди еще пока не понимают смысла сказанной фразы, но создают некоторые структурные элементы, которые они потом начинают распознавать поэлементно. Обе операции – это предварительная, довольно грубая обработка текста, в результате которой вычленяется его структура для того, чтобы позже применять синтаксические, морфологические, лексические и словообразовательные процедуры, которые дадут возможность понять текст. Однако без этой процедуры дальнейшая обработка текста оказывается невозможной.

Наконец, происходит понимание, или, иначе, семантизация, текста, когда осмысливается каждый его элемент, и слушатель или читатель усваивает всю содержащуюся в тексте информацию.

Следы в тонком мире. Существование тонкого мира современной академической наукой не доказано. Это не означает, что его нет. Ситуация здесь примерно такая же, как до XX века в географии, когда огромные фрагменты земной поверхности оставались неисследованными и не могли быть нанесены на карту. На этих местах карт оставались незакрашенные области, пробелы, или так называемые белые пятна. Как правило, это были труднодоступные места: пустыни, горные хребты, участки непроходимых лесов или болот. Следовательно, существование белых пятен оказывалось не свойством природы, а отражением пока еще не слишком обширных возможностей человека. Но по мере развития производительных сил человеческого общества, появления пищевых консервов, теплой и непромокаемой одежды, фотографического оборудования, повышения проходимости сложных участков рельефа за счет развития транспортных средств и т. д. размер белых пятен постепенно сокращался, пока они не исчезли окончательно. Во второй половине XX века стали стремительно исчезать белые пятна рельефа морского дна.

Что касается тонкого мира, то в XX веке появились первые, весьма несовершенные устройства в виде рамочек и маятников, которые позволили очень грубо оконтурить эфирные поверхности (ауры) как от живых, так и от неживых предметов. Уже это позволило определять подземные неоднородности среды – пустоты, скопления воды или нефти, наличие археологического культурного слоя и т. д. Тем самым была до некоторой степени реставрирована древняя практика лозоходства. Несмотря на некоторый успех в этой области, академическая наука не признает данные результаты объективными, поскольку инструменты визуализации – различной конструкции рамочки и маятники – работают только в руках человека. Без него они не показывают ничего. В таком случае получается, что самой существенной частью таких приборов является сам человек, а тем самым полученный результат оказывается необъективным.