Понимаю, я веду себя глупо потому, что все еще психологически и отчасти финансово зависима от этого подлеца. Хочется растоптать его, с корнем вырвать из себя остатки чувств и всю боль, которую он мне причинил. Эти эмоции – не что иное, как банальная обида. Я решилась, доверилась, вновь захотела быть любимой, а меня гнусно ударили ножом в самое сердце.

Я должна была наслаждаться беременностью, гулять, верить в хорошее. А на деле – почти все девять месяцев провела в больничной палате на сохранении. Отсчитывала не дни – часы, лишь бы доносить Кира.

В детской рядом с сыном постепенно успокаиваюсь. С каждым днем я убеждаюсь, что намного сильнее, чем думала. Потому что есть ради кого быть сильной.

Нора уходит вниз, и мы с Ксенией остаемся одни. Она все говорит и говорит – без остановки рассказывает о своих трех родах, делится впечатлениями, какие прошли легче, переживаниями по поводу четвертых. Расспрашивает, как быстро я восстановилась после рождения Кирилла.

А я до сих пор не восстановилась. Ни психически, ни физически. Кир стал долгожданным чудом, но далось оно очень непросто. Очень. И прогнозы неутешительные. Вероятно, он будет моим единственным ребенком.

Я меняю сыну подгузник. Вспоминаю, что крем остался в ванной на полке. Прошу Ксению присмотреть за Киром и иду за тюбиком. Возвращаюсь – и вижу, как она трогает родимое пятнышко на его ноге.

– Какое интересное совпадение, – замечает она. – У дочери Тараса такое же. И в том же самом месте. Один в один…

Я молча прикрываю ножку Кира, беру его на руки и крепко прижимаю к себе.

– И родили вы с Ангелиной почти одновременно… Разница в несколько дней, – вслух размышляет Ксения.

– И мужья у нас тоже разные. И семьи. Так что свои наблюдения и домыслы оставьте при себе, – резко обрываю я ее и тут же одергиваю себя. – Вам показалось. На улице много мошек, кто-то укусил, – произношу первое, что приходит на ум, а сама ужасаюсь.

Что если слух об этом «совпадении» дойдет до Савчук?

– Да-да, извини, Эва. – Ксения разводит руками. – Беременный мозг. – Она улыбается, но все равно продолжает задумчиво смотреть на Кира.

Стоит Савчуку оказаться поблизости, как моя жизнь начинает рушиться. Что за способность такая у него? Почему все сразу идет наперекосяк?

У меня было много времени, чтобы подумать, говорить ли Киру, кто его настоящий отец. Решение далось непросто, но я его приняла. Ни Кирилл, ни Тарас друг о друге никогда не узнают.

Если история вам нравится, то оставляйте звездочки! Мне будет приятно ♥

– Я покормлю и вернусь.

Предлог остаться в детской у меня убедительный: Крайнов-младший требует грудь.

– Да-да. Не буду вас смущать, – говорит Ксения и выходит из комнаты.

Только после ее ухода я выдыхаю и сажусь в кресле удобнее.

Надо же, не ожидала, что Ваня всерьез примет Кира как своего сына. Он одним из первых (не считая Тараса) оказался рядом, когда узнал, что мне нужна помощь. Я так и не сказала ему, чей Кир на самом деле, а надо бы. Потому что сейчас… Наверное, чем дольше человек затягивает с правдой, тем ему сложнее.

Пока Кир сосет грудь, я рассматриваю его. Ладошки у него теплые, пухлые, пальчики сжимаются, будто хотят что-то схватить.

Не могу поверить, что за столом в гостиной в эту минуту сидит его отец… Я думала, что Тарасу не хватит наглости снова вломиться в мою жизнь. А ему хватило.

Чувства противоречивые. Всегда казалось странным, как бывшие могут стать врагами, не общаться, будто никогда не существовали друг для друга, особенно если есть общий ребенок. Теперь понимаю. Говорят же: чтобы судить о поступках людей, нужно пережить их опыт. Вот и я приобретаю свой. Никогда не говори «никогда».