– Как вы думаете, он это знает?

– Наверное, знает, – ответил Бутов.

– Ну и на что же тогда он рассчитывает? Кто может его защитить, когда красные решат, что он больше им не нужен? – глядя в лицо Бутова, спросил Банненков.

– Чанышев – цельная фигура и самодостаточная личность и поэтому ведёт себя независимо. Кроме того, за ним чувствуется огромная сила, некое могущество, способное влиять не только на судьбы отдельных людей или даже государств, но и на ход глобальных исторических процессов, – сказал Бутов и о чём-то глубоко задумался, показывая всем своим видом, что не намерен продолжать этот разговор.

Александр Ильич Бутов был командующим Оренбургской армией, входящей в состав Русской армии адмирала Колчака. В сентябре девятнадцатого года войска генерала Бутова находились в плачевном состоянии. Без необходимого тылового и медицинского обеспечения, голодная, измотанная боями армия, в которой каждый второй болен сыпным тифом, была разбита большевиками под Актюбинском. Исполняя приказ Колчака, Бутов отошёл в Семиречье и с остатками своего войска присоединился к Семиреченской армии генерала Банненкова, который, в свою очередь, назначил Бутова генерал-губернатором Семиречья.

Отношения между Касымханом Чанышевым и генералом Бутовым были доверительные до такой степени, какие могут быть у воспитанных, порядочных людей, не связанных между собой формальными обязательствами. К обоюдному удовольствию, они несколько раз беседовали на темы, далёкие от войны и политики: о науке, искусстве, глобальных законах Природы. Но однажды Чанышев нарушил это правило. На той памятной встрече он дал понять Бутову, что не позже февраля 1920 года погибнет его командир и наставник.

– Кого вы имеете в виду? – спросил Бутов, понимая, что речь идёт об Александре Васильевиче Колчаке.

– Вам виднее, Александр Ильич, – ушёл от прямого ответа Чанышев.

Сейчас Чанышев пожалел, что сказал об этом – мог бы и помолчать. Никогда не говорите неправды, никогда не говорите неприятной правды.

– А как это произойдёт? – настаивал Бутов.

– Я не знаю, – смотря сквозь собеседника куда-то вдаль, ответил Чанышев.

К этому времени он действительно не знал, при каких обстоятельствах погибнет адмирал Колчак. Бутов не мог в это поверить. Вернее, отказывался верить, потому что для него это было непостижимо. Во-первых, никто не может этого знать наверняка, а во-вторых, никто этого не допустит, поскольку это неминуемо приведёт к крушению Российского государства.

Двенадцатого февраля в штаб Бутова прибыл вестовой из штаба Колчака с известием о том, что пять дней назад в Иркутске, на реке Ушаковке, притоке Ангары, по личному распоряжению Ленина был расстрелян Верховный правитель России адмирал Колчак. Вестовой передал Бутову конверт с последним посланием Александра Васильевича. Хотя Бутов никогда и не верил в то, что большевики будут соблюдать собственный декрет об отмене в России смертной казни, но всё же надеялся, что, может быть, кому-то из его товарищей, попавших в плен, повезёт сохранить себе жизнь. И вот расстрелян Колчак. Это известие потрясло Бутова, он хотел бы рыдать, выть в голос, но не мог позволить себе проявлять слабость в присутствии офицеров. Ровным голосом, словно читая доклад на офицерском собрании, Бутов произнёс:

– Ныне мы переживаем большевистские дни. Мы видим в сумраке очертания царизма, Вильгельма и его сторонников, ясно и определённо стоит перед нами провокаторская фигура Ленина и его сторонников: Троцкого-Бронштейна, Рязанова-Гольдендаха, Каменева-Розенфельда, Суханова-Гиммера, Зиновьева-Апфельбаума. Россия умирает, мы присутствуем при последнем её вздохе. Была Великая Русь от Балтийского моря до океана, от Белого моря до Персии, была целая, великая, грозная, могучая, земледельческая, трудовая Россия – нет её. Скажите на милость, какая страна кроме России была бы способна родить себе сына, сохранившего в чистоте свою душу в беззаветной преданности ей, каким был Александр Васильевич? Нет такой страны на свете, как Россия, и такого сына у неё больше нет. Большевики – форменные губители России.