– Да кто же ночью в купальнике купается?! – захохотала Галка и, наклонившись ко мне, прошипела. – Ты ещё валенки свои прихвати, сибирские.

До пляжа мы сначала ехали молча, а потом парни затянули мелодичную грузинскую песню, подхваченную водителем.

Я вспомнила, как друг моего отца, долго живший в Италии, говорил, что если несколько итальянцев поют, то их выступление можно смело представить на конкурс в Сан-Ремо. Видимо, многие грузины, как и большинство южных народов, одарены красивым голосом.

Галка сидела на переднем сидении и подпевала:

– Патара, чемо патара гогона…

Её звонкий голос переплетался с мужскими баритонами, украшая песню, как серебряная нить дорогой наряд.

Так под лирический аккомпанемент мы подъехали к морю. Южная безлунная ночь шуршала таинственными звуками, изредка слышался плеск воды. Пахло водорослями и эвкалиптами. Звёзды блестели далёкими хрусталиками на черноте неба.

Наши друзья быстро сняли одежду и окунулись в воду, во мраке обрисовывались лишь их силуэты. Невдалеке слышалось Галкино воркование и редкие хриплые слова Георгия.

Я осмелела и разделась, на удивление, не стесняясь своей наготы. Она мигом утонула во влажной тьме. Держась за руки, мы с Джумбером вошли в тёплые волны. Сначала мои пальцы дрожали в жёсткой ладони моего спутника, а потом будто слились с ней.

Прошедший день, наполненный прикосновениями Джумбера, медленно закипал в моём теле. Ощупывая ногами галечное дно, я решила, что, когда вода обхватит нас выше пояса, я притворюсь будто оступилась. Конечно, мой спутник подхватит меня, тогда я прильну к нему грудью и, обнимая, скажу о своём желании. Я крепко сжала руку Джумбера и почувствовала, как напрягаются его мышцы. Незнакомая раньше удушливая волна колотилась в моём горле.

Всё мастерство женского обольщения, известное со времён Таис Афинской и Клеопатры, дремавшее и бродившее во мне, вдруг жадно проснулось. "Он не сможет устоять! Не посмеет! Пусть случится то, что должно впервые случиться с каждой из нас! Здесь, в этих ласковых волнах под мерцанием звёзд, я узнаю женскую тайну!.."

Мои мысли внезапно оборвал резкий звук. Что-то ухнуло совсем рядом, больно полоснув по глазам ярким светом прожектора. Неожиданно появился пограничный катер, мгновенно оглушивший нас металлическим голосом: "С вами говорит капитан пограничной службы Андрей Мерешко. Вы нарушили режим приграничных вод. Всем оставаться на своих местах. Выходить из воды по одному!"

Я вздрогнула и вцепилась Джумберу в плечи, как бы прячась за него, и тут же вспомнила рассказы сослуживцев о том, как их непослушные гости, купавшиеся ночью в запретной зоне, были задержаны пограничниками чуть ли не до утра для выяснения личностей и написания длинных объяснительных.

– Спокойно, – сдержанно бросил мне Джумбер и крикнул: – Товарищ капитан! Я офицер КГБ. Разрешите предъявить документы.

Он вышел из воды, неся в свете прожекторов великолепное тело, достойное резца Микеланджело.

Капитан, уставясь в документы, заговорил уже мягче:

– Та-а-к. Вы, Джумбер Михайлович, состоите в личной охране Эдуарда Шеварднадзе?

– Так точно, – ответил Джумбер по-военному. – А тот молодой человек – его племянник Георгий. И, пожалуйста, уберите прожектор, пусть женщины оденутся. Это моя невеста и её сестра.

Мы молча вернулись к машине еле переступая одеревеневшими от волнения ногами. Галка словно онемела. Я отвела Джумбера в сторону:

– Почему ты не сказал?

– А мы и не скрывали, но твоя подруга решила, что это грузинская шутка. Прости меня. Так получилось… Георгию исполнилось двадцать два – время познать женщину, а традиции наши ты видишь какие: все девушки, его подруги, себя для мужа берегут. В Тбилиси с таким родством он всегда на виду. Проститутку ему покупать не захотели. Первый раз должен быть по обоюдной симпатии. Вот мы и решили податься в Батуми, где больше всего приезжих.