– Ты вообще… нормально?

Наши взгляды срослись, и в вопросе подруги явно звучал подтекст: «Что ты чувствуешь? Ты же человека убила!». На меня всё чудовищней наваливалась тяжесть случившегося. Сначала я надеялась, что это страшный сон, но теперь меня душила необратимость реальности. Я передёрнула плечами, будто пыталась скинуть давящий груз и буркнула:

– Я нормально. Ты же понимаешь, другого выхода не было…

– А как твой жених? – торопливо спросила Алла, резко меняя тему и стараясь уйти от напряженных разговоров.

– Хорошо. День свадьбы уже назначен. Родители вовсю готовятся!

–Ты его любишь?

– Я его слишком давно знаю. Разве можно любить того, кого знаешь так же хорошо, как себя?

Подруга хмуро насупила брови. Любовные темы для неё обычно сводились к возможности выйти замуж. Я взглянула ей в глаза:

– Ты помнишь, в Эстонии на практике у нас в ресторане работал администратор, Тармо?

– Помню, – Алла недовольно скривилась.

– Вот в него я была сильно влюблена. Он жил в лесном домике. Я решила пойти к нему ночью. Шла через лес километров пять, мышки, ёжики под ногами шуршали, а я всё шла… Увидела свет в окнах, они были открыты, а там у него пьяная оргия и жёсткая групповуха.

– Да, – Алка кивнула, – ты тогда неделю страдала, а ведь нам не сказала, что туда ходила.

– Такая она, любовь, – хмыкнула я. – Приходится страдать. А зачем? Лучше про неё не думать!

– А вот как нам про э-это, ну то, что было этой ночью… не думать? Может, научишь? – нервно выпалила Алла, тыкая в пепельницу дымящим окурком.

Я смотрела поверх её плеча на лес. Он пестрел рыжими пятнами увядающих листьев. Огромные деревья, как великаны, шевелили на ветру крепкими ветками. Поток воздуха нёс к домам листопадную стружку.

Ещё там в вонючем сарае в памяти вспыхнули фрагменты из прошлого, а теперь, рядом с лесом они проявились ярче и подробнее.

После девятого класса, мой отец, начальник геологической партии, взял меня на летний сезон в отряд. Среди рабочих, нанятых из ближайшей деревни, оказался парень лет семнадцати, его имя давно затонуло среди печальных обломков воспоминаний. Я тогда быстро отвергла его жаркие ухаживания, а однажды на потеху геологам обозвала его деревенщиной. Он вроде не обиделся и посмеялся вместе со всеми. Позже мы даже подружились, и я согласилась сходить с ним за голубикой.

Когда же мы вышли на ягодную поляну, парень закрыл мне рот шарфом и утащил в построенный из веток шалаш. Я лежала там связанная, а он медленно меня раздевал, смакуя каждое мгновение. Слюнявя мои соски и подмышки, похититель сползал всё ниже… Я увидела его скинутые брюки и, зажмурившись, приготовилась к худшему, но он лишь тискал моё вздрагивающее тело.

Нас нашли только через несколько часов. Парень даже не пытался оправдаться, выставляя свой поступок невинной шуткой, детской забавой. Родители на неделю положили меня в больницу. Ко мне приходил следователь, и досаждали врачи от гинеколога до психотерапевта. На суд отец меня не пустил. От одного из геологов я узнала, что моему похитителю дали полтора года колонии за хулиганство.

Я перевела взгляд от леса на Алку. Её глаза, голубые с серыми вкраплениями, сливались с небом. Без косметики моя подруга выглядела блёклой. Брови и ресницы цвета выгоревшей травы, да и бледное круглое лицо делали её похожей на матрёшку, которую забыли расписать.

Алка считала, что это она, найдя для нас злополучную машину, виновата в нашем теперешнем кошмаре. Но ведь настоящей причиной была я! Призрак из моего прошлого мстил мне! Он меня заметил в ресторане! Он подстроил ловушку! Но Алкины муки совести рождали во мне необъяснимое удовольствие, и я решила молчать о том происшествии в геологическом отряде.