– Что значит «грязные»?! – удивлённо воскликнула Алла. – Это костюмы. Мы сказочные персонажи, кикиморы. – и, с наигранным весельем, добавила – Мы с карнавала!
– Карнавалы ведь только на Новый год бывают, – возразил таксист.
– Вы газеты читаете? – усмехнулась Алла. – Нынче цирк карнавал устраивал. А потом мы к друзьям на вечеринку закатили.
Я очнулась, когда мы подъехали к окраине города. Микрорайон с новыми крупнопанельными домами упирался в лес. Алкина тётка Полина недавно получила здесь двухкомнатную квартиру. Она работала администратором в гостинице. Молодая, худощавая Полина наказала Алле никогда не называть её тётей.
Алка быстро огляделась:
– Сегодня воскресенье. Поля работает, ей далеко ехать, должно быть, уже ушла.
Она подвела нас к дому с аккуратным крыльцом и с новой, облицованной металлическими листами, дверью.
– Хорошо… ключ у меня с собой.
Я была слишком подавленной, чтобы разглядывать начинку квартиры. Помню, что зал с обитыми бордовым шёлком стенами выглядел, как гостиная вампира. От такого интерьера меня бросило в жар. Блеск полированной мебели и хрусталя зловеще резал уставшие глаза.
Алла кинулась к серванту, достала бутылку водки, налила нам по половине винного фужера.
– Пейте, чтоб не сдохнуть от страха.
Наверняка она хотела сказать «от нервного срыва», ведь водка в годы нашей юности была лучшим антидепрессантом.
Потом мы побежали умываться. Наташка первая залезла в ванну. Она сидела в ней как ребёнок, поджав под себя ноги, и под шум воды тихо плакала.
– Перестань трястись! – процедила Алла.
Она отвела её в спальню и уложила на широкую кровать. Рыжие попугайчики, вышитые на синем японском покрывале, ярким оперение слились с пушистыми кудрями подруги.
– Она слабая, может сдать, где-то проболтаться, – вырвалось у меня.
Алла покачала головой:
– Наташка умнее, чем ты думаешь, понимает, что её мать этого не вынесет. Да и Серёге доложат, что его любезная в завязке по криминальному делу… Она ведь из деревни. Это как ворота дегтем намазать. Не сдаст.
– А ты? – мой пытливый взгляд прилип к круглым глазам подруги.
– А я не сдам, потому что я с Магадана! – её потрескавшиеся губы скривились в усмешке.
Мы с Аллой вдвоём залезли в горячую ванну. Голые покатые плечи подруги и её круглые колени выныривали из пахучей пенки, на фоне розовой плитки они казались выточенными из мрамора. Из халатов Полины я выбрала самый толстый. Закутавшись, мы вышли на балкон.
Рассвет широким ржавым тесаком резал сизые облака, они слезились алыми каплями. Свежее дыхание неба бодряще касалось наших лиц. После бесконечной кошмарной ночи рождался новый день.
Мы закурили. Алка долго не могла чиркнуть спичкой, у неё до сих пор дрожали руки. Я бросила взгляд с девятого этажа на стоявшие вокруг высотки. Рядом с ними ютились неряшливые дворы. Среди куч строительного мусора просматривались недостроенная детская и спортивная площадки, на спортивной уже натянули волейбольную сетку.
– А как ты его так смогла… прямо в висок? – выдохнула мне в лицо сигаретным дымом Алла.
Мой взгляд застыл на волейбольной сетке. В голове вспыхнули слова тренера: «Отличная подача, Таня! Хороший удар, но не совсем точно. Отрабатывать… отрабатывать!».
– Ты знаешь, с какой скоростью летит мяч, когда играют профессионалы? И какой силы этот удар?
Алка покачала головой:
– Я со спортом никогда не дружила. Теперь вижу – напрасно…
– У тебя свои таланты.
– Да уж, если бы я нас в ту машину не посадила… доехать за два-то рубля!
– Если бы да кабы…
Я жадно затянулась сигаретой, во рту разлилась горечь и тошнота. Внутри у меня ёкнуло: в лабиринтах каждой судьбы всегда живёт это мучительное «если бы». А вот если бы он связал мне руки за спиной, и я бы не вырвалась, то, возможно, наши окоченевшие тела в том колодце уже бы объедали крысы… От этой мысли на меня повеяло могильным холодом. Пальцы дрогнули, выдав смятение, и я чуть не выронила сигарету.