Не стерпев ее слова, резко бросаю взгляд на нее.

— Конечно! Вашей матери нет дела до чужих неприятностей. Она всегда жила только для себя!

— Ну и вредный ты стал, Байрамов.

Услышав вдобавок еще и это, решительно шагаю к ней, отчего девочки, испугавшись, застывают в полусогнутых позах, не успев обуться, а Марика интуитивно прижимает к себе громоздкую корзину, отгораживаясь от меня.

— Вон! — вытянув руку, пальцем указываю на дверь. — Все трое — пошли отсюда вон! От уборки в доме отказываюсь, я достаточно чистоплотный человек и в состоянии обслужить себя сам. Постельное белье будешь забирать здесь, возле порога.

А Марика, больше ничего не сказав, только кивает и без промедлений выходит на улицу вместе с девочками.

Заселившись в комплекс, я мечтал благоприятно завершить дела и как следует отдохнуть на свежем воздухе, но он теперь застревает у меня в легких, а сон напрочь отшибает. Я лежу на кровати, который час пересчитывая звенья на люстре. Мой покой украла Марика.

В голове крутятся сотни вопросов. С какой стати женщина, которую я так любил, сейчас в должности обслуги, если ее муж богат?

Я почему-то думал, что зимой Марика должна быть на райских островах поближе к океану, а не стирать за мной простыни.

Да и девочки хоть и выглядят более-менее опрятными, но даже я, ничего не сведущий в детской моде человек, смог определить, что одежда на них дешевая. Неужели Артуру все равно, в чем ходят его дети?

С переменным успехом мне удается задремать лишь под утро. Сном это назвать нельзя, я уже много лет не вижу красочных снов, у меня всегда перед глазами однотонная серая пелена. Но этого хватает, чтобы набраться сил и вынудить себя прожить новый день.

Однако весь шаткий покой прерывает внезапный стук и дребезжание стекол.

Очнувшись, замечаю — на улице наступил день, а по моему окну на первом этаже медленно сползает кусок снега.

Здесь две спальни, но я выбрал ту, что снизу, чтобы не мотаться по лестнице.

Поднявшись с постели, подхожу к окну и замечаю рядом с домом дочерей Марики. Они носятся друг за дружкой и кидаются снежками. У матери их никакой фантазии. Дети снова одеты в одинаковые пестрые курточки и розовые шапки с пушистыми помпонами.

Открываю окно.

Девочки перекрикиваются между собой, раздражая мои барабанные перепонки.

Все, чего я хотел — тишину, максимум — умиротворяющие звуки леса, а не вот это все.

— Уходите! — строго приказываю.

Девочки останавливаются, удивленно посмотрев на меня.

— Мы тут всегда играем, дяденька, — осмеливается возразить та, что точно дергала меня за ногу под столом в ресторане. Нутром чую.

— А мне плевать. Чтобы через минуту вас здесь не было. И не смейте подходить к дому ближе, чем на десять метров.

Она, приминая в руках снежок, слегка морщит носик.

— Я все р… расскажу маме!

— Букву «эр» сначала научись выговаривать, потом мне угрожай! — И я недовольно захлопываю окно.

Продолжаю стоять, наблюдая, как девочки, побросав снежки, убегают.

Вот и славно.

От недосыпа трещит голова. Спасаюсь крепким кофе, сваренным машиной, и таблеткой анальгетика. Такой у меня сбалансированный завтрак.

А когда-то Марика мне кашу готовила. На молоке. С орехами. Я ни в одном ресторане подобного не встречал.

Да чтоб ее…

Запиваю мысли горьким кофе, чтобы отрезвиться.

Вообще, я заселялся в комплекс в четверг, и здесь было относительно безлюдно. Но сегодня, в пятницу, я становлюсь свидетелем новых гостей. Ну и хрен с ними. Мне так-то побоку, просто в окошко видно.

От скучной слежки меня отвлекает стук в дверь. Вроде тактичный, но в то же время навязчивый. Открывать я не хочу, но вынужден, когда стук повторяется несколько раз.