Часа два мы бродили с ним по этим местам, болтая обо всем, как давнишние друзья. Что-то доверительное начинало появляться, между нами. Он казался давно знакомым мне по прошлой жизни. Что-то такое родное, что было у меня всегда и что я потеряла однажды и теперь обретаю вновь…

–Пойдем, я покажу тебе кое-то интересное. – схватил меня за руку Лешек.

Мы сидели, облокотившись на пустой оконный проем старого каменного строения. Я жевала пухлый гамбургер, раздобытый Лешеком и болтала ногами, цепляя верхушки сочной высокой травы. Было удивительно хорошо, вот так отдыхать, вдоволь нагулявшись по тихой местности типичной английской деревушки.

– Это мельница Сарехоле. – медленно произнес Лешек.-Мне, как почитателю творчества Толкиена, известны все его любимые места. Ты может знаешь, что Джон Толкиен родился здесь и, быть может, именно здесь, также, как и мы, он сидел около водоема и придумывал историю про своего хоббита. Я был здесь в последний раз, наверное, когда мне было лет тринадцать.

–Повезло тебе.-промычала я с набитым ртом, пытаясь прожевать большой кусочек. – Я в мои тринадцать лет жила в закрытом пансионате при женском монастыре и ведать не ведала про эти места, хоть я и родилась не так далеко отсюда. И что интересно, это было тоже в Бирмингеме. Только в США, штат Пенсильвания.

–Тебе было хорошо там? – спросил Лешек, бросая на меня быстрый взгляд.

Я откинула голову, наблюдая за стайкой птиц, снижавшихся пируэтом в поисках зазевавшихся жучков и снова поднимающихся ввысь, в это голубое небо, словно танцуя какой-то неведомый танец.

Лешек не торопил меня. Он был всецело поглощен поеданием своего гамбургера и всем своим видом показывал, что он уже и позабыл о своем вопросе. Я следила за тем, как стая стрижей сделала еще один круг, набирая высоту и снова снижаясь в поисках своих излюбленных мошек. В водоеме неподалеку, почувствовав скорое приближение вечера, уже начинали трещать лягушки, хвастаясь перед друг другом своими голосами. Я доела свою еду и выудила из недр своего рюкзака парочку влажных салфеток, все еще продолжая болтать ногами с чуть сползшими полосатыми чулками.

–Мне были и ни хорошо и ни плохо. Я просто жила. Я училась, занималась рисованием, играла, общалась со сверстницами. Просто жила…– вдруг ответила я, словно вспомнив что-то.

–Но почему ты не жила со своей бабушкой в Ирландии? -не глядя на меня, спросил Лешек.

–Мои родители погибли, когда мне было семь. Это было по дороге в Детройт, в США. Мы жили тогда там. Родители уехали из Ирландии, уехали от моей бабушки очень и очень далеко. – я задумчиво посмотрела в небо, медленно начав свой рассказ.

Я не чувствовала сейчас прежней боли. Надо мною было только это голубой безмятежное небо, и кто-то рядом. Тот, с кем я могу быть самой собой. Тот, кто готов меня терпеливо выслушать.

–Ты знаешь, я помню многое с той нашей жизни в Америке вместе с моими родителями. Я даже помню, когда я еще жила в Ирландии и отец носил меня на плечах по нашим зеленым холмам, рассказывая мне легенды нашего родного края. Мне хотелось только одного- чтоб это никогда не кончалось. -я немного помедлила, достав из рюкзака бутылочку с водой и отхлебнув глоток прохладной живительной влаги. – История моей семьи окончилась с появлением из-за порота Дейтройской трассы того самого грузовика. Отец не видел грузовик. В этот момент мама искала что-то в своей сумке, и он на секунду отвлекся, помогая ей… Я сидела тогда на заднем сидении.

Лешек взял меня за руку. Он вмиг стал серьезным. Я увидела в его глазах что-то незнакомое, что-то новое для себя.