Хотя фантастические преобразования греческого мифа той же самой эры могут быть более красочны, чем скрывающаяся за ними философия, здесь кажется приемлемым составить диаграмму того, как возникли и развивались специфические идеи относительно природы души.

Поэт Гомер (VIII в. до н. э.) видел человека как соединение, являющееся выражением трех различных объектов – тела (soma), психики и thumos. Последнее было состоянием, связанным с диафрагмой или грудобрюшной преградой, рассматриваемой как место расположения воли и чувства. Четвертый компонент, eidolon (образ) появился в мечтах и, подобно египетскому кхa, считался остающимся живым после смерти. Но древние греки не почитали своих мертвых. Аид – наказание за земной грех (например, муки Тантала и Сизифа) – шел рука об руку с восприятием мертвых как несчастных теней, осужденных на «беспокойные бесцельные метания туда-сюда…». Мистерии о Деметре и Персефоне (ок. 700 г. до н. э.) породили идею: то, что является подземным (мертвым), могло бы дать росток в новую жизнь.

Мистерии Диониса (Бахуса) обеспечили следующий шаг через экстаз, произведенный вином. Пьяные последователи Диониса, бродя по трацианским лесам и разрывая на части всех, кто попадался навстречу, верили, что, находясь в состоянии энтузиазма (внутри бога) и экстаза (вне тела), они однажды испытали бессмертное бестелесное счастье, чтобы наслаждаться им всегда. Полученное таким образом различие между телом и душой укрепилось в оппозиции между двумя этими понятиями. Так этот страстный культ при изначальном стремлении к плотским удовольствиям пришел к требованию очищать душу, отказываясь от импульсов тела. Со временем это привело к дуалистической ереси (манихейство, катарианство), которая позже причинила церкви так много неприятностей. А первоначально это привело к орфическому и пифагорейскому аскетизму.

Легенды рассказывают, что Орфей приводил в восторг своей музыкой даже скалы, деревья и диких животных, но все же был разорван на части своими восторженными почитательницами. Исходя из легенды сложно провести параллели между мифическим романтичным певцом и мудрым создателем стройного и весьма сложного философского учения, которое снискало себе множество последователей. Орфики[2] воздерживались от употребления мяса, бобов и яиц, чтобы очистить тело, и соблюдали обряды, чтобы получить избавление от цикла возрождений. Их верования поразительно параллельны с философией, изложенной в индуистских «Упанишадах», в то время как орфические идеи личного греха, спасения аскетизмом и посвящения с помощью причастия позже повлияли на христианство.

Пифагор (VI в. до н. э.) был сторонником орфической мысли, смысл которой сводился к тому, что божественная человеческая душа воспроизведена как наказание за грех и осуждена на ряд воплощений, животных или человеческих. Воздержание от мяса и таких растений, как бобы (в которых могли существовать человеческие души), было нацелено на поиски избавления от потребностей. Знание могло помочь спасению; душа рассматривалась как «гармония противоположных элементов, объединенных в теле». Диоген Лаэртский в своем знаменитом труде «О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов» пишет, что сам Пифагор был убежденным приверженцем теории метемпси хоза.

«О себе он (Пифагор) говорил (по словам Гераклида Понтийского), что некогда он был Эфалидом и почитался сыном Гермеса; и Гермес предложил ему на выбор любой дар, кроме бессмертия, а он попросил оставить ему – и живому и мертвому – память о том, что с ним было. Поэтому и при жизни он помнил обо всем, и в смерти сохранил ту же память. Со временем он вошел в Евфорба, был ранен Менелаем; и Евфорб рассказывал, что он был когда-то Эфалидом, что получил от Гермеса его дар, как странствовала его душа, в каких растениях и животных она оказывалась, что претерпела она в Аиде и что терпят там остальные души. После смерти Евфорба душа его перешла в Гермотима, который, желая доказать это, явился в Бранхиды и в храме Аполлона указал щит, посвященный богу Менелаем; отплывая от Трои, говорил он, Менелай посвятил Аполлону этот щит, а теперь он уже весь прогнил, осталась только отделка из слоновой кости. После смерти Гермотима он стал Пирром, делосским рыбаком, и по-прежнему все помнил: как он был вначале Эфалидом, потом Евфорбом, потом Гермотимом, потом Пирром. А после смерти Пирра он стал Пифагором и тоже сохранил память обо всем вышесказанном».