Пальцы скользнули по панели. Вейр колебался, затем решительно переключил машину в ручной режим, установил координаты и, набрав воздух в грудь, активировал перемещение.

Пространство сжалось, как клочок пергамента, брошенный в огонь, и развернулось вновь.

Он очнулся в высокой траве. Земля была теплой, пахла пеплом, кониной и дымом. Над ним реяли тени птиц, кругами – как часовая стрелка смерти. Рядом слышались голоса – грубые, ритмичные. Один – гортанный и высокий, другой – сиплый, как хрип воина на излете боя.

Вейр приподнялся. Над ним стояли трое: двое с копьями и в кольчужных капюшонах, третий в меховой накидке и с глазами, в которых степь смотрела на тебя через века.

– Χαῖρε, οἱκοδεσπότα… εἰρήνη σοι9, – проговорил Вейр, стараясь держаться спокойно. – Я не враг. Я странник… пришел издалека… из будущего.

Мужчины переглянулись. Один процедил что-то, от чего другие прыснули от смеха. Очевидно, греческий здесь звучал как птичья трель.

Вейр задумался. Он знал: латынь еще живет в римских провинциях, в управлении, в римском мире. Стоит попробовать.

– Salvete. Venio non ut bellum inferam, sed ut videam. Homo sum temporis futuri. Non hostis10.

Молчание. Затем старший из воинов медленно кивнул.

– Tu… speculator es11, – хрипло уточнил он. – Или жрец?

– Ни то, ни другое. Ученый. Doctor rerum temporis12.

– Ха! – рассмеялся другой. – Значит, ты вещий мудрец. Ну что ж, вещай, пока не прирезали.

Его отвели в деревянное поселение, полузасыпанное песком и окруженное валом из грубых бревен. Здесь пахло потом, копченым мясом, горячим металлом. Воины точили копья, плели шнуры для луков, готовили седла. Коней чистили, укутывали в броню. Это были сильные степные животные с выносливыми ногами и короткой гривой.

Он остановился у дверей длинного приземистого строения, обитого шкурами и увешанного ремнями. Когда вошел внутрь, теплый полумрак ударил в лицо запахом дыма, старой кожи и конского пота.

Несколько мужчин обернулись – молча, с настороженным любопытством. У одного в руках был нож, другой вплетал шерстяную нить в шнур уздечки – в цветах своего рода, как делал его дед перед битвой. Самый старший из них, с седыми косами, лениво поднялся и подошел ближе.

– Он говорит как римлянин, – произнес один. – Но одет как бродяга с юга.

– Или как шпион, – заметил другой, поглаживая острие стрелы.

– Или как человек, которому некуда идти, – бросил третий, совсем молодой, но с голосом взрослого.

Вейр стоял спокойно. Он уже знал: страх здесь не поможет.

Он медленно развел руки, показывая, что он безоружен, и кивнул.

– Я не шпион. Я…

Он запнулся, подбирая слова.

– Я не знаю, как объяснить. Я пришел не по своей воле. Я был в другом месте… а потом – оказался здесь. Свет, вспышка. Небо стало черным – и все исчезло. А потом – вы.

Седой посмотрел на него внимательно, словно взвешивал не только слова, но и сам голос.

– Ты говоришь как человек, который сам не знает, откуда он. Это плохо. Или хорошо. Зависит от того, что ты ищешь.

Он повернулся к остальным:

– Пусть сидит. Пусть ест. Кто ищет – тот сначала должен насытиться, прежде чем искать дальше.

Молодой с плетеной прической подошел ближе, держа в руках деревянную миску.

– Как тебя зовут, человек из вспышки?

– Вейр.

– Странное имя. Похоже на ветер, который уносит костры.

– А твое?

– Арсаг. Я внук охотника и сын воина.

– Ты всегда так смотришь на чужаков?

– Только на тех, кто приходит в дыму и говорит, что не знал дороги.

Вейр слегка улыбнулся:

– Я и правда не знал. Но, возможно, я нашел ее.

Седой снова обернулся:

– Если найдешь дорогу, скажи и нам. Мы тоже ищем ее каждый день – копьем, дорогой, конем и ночью под звездами.