Я снова вспылила.

- Да что за бред? Какие дела? Он был здоров и не мог знать, что разобьется.

- Он предполагал всякое.

- Почему? - я повысила голос.

- Из-за мамы с папой. Они тоже не болели, Крис. Ты сама знаешь…

Мирон откусил бутерброд и меланхолично прожевал, проглотил.

Я знала, конечно, про их родителей. Как мог Степа попасть в аквапланирование, потеряв родителей в автокатастрофе? Он всегда так аккуратно водил. Не гонял.

Спешил к Наташе и детям - не иначе.

Эта мысль причинила боль, но одновременно отрезвила и вернула к главной теме беседы с Мироном.

- У него уже были дети тогда? Ты знал? - накинулась я на Мира.

- Не знал. Говорил уже сто раз, - огрызнулся и он. - Я и про завещание не знал. Только про дарственную.

Новое слово обожгло слух.

- Дарственную? - переспросила я. - Какую дарственную?

- На половину галереи.

Мои руки затряслись, и чашка зазвенела о блюдце. Я не вылила на себя горячий чай, только потому что Мирон быстренько забрал у меня их. Говорить я не могла, но покрутила пальцем в воздухе. Мир понял мою просьбу продолжать и стал рассказывать подробнее.

- Буквально через месяц после аппендицита Степка попросил прилететь в Москву, чтобы оформить на меня половину галереи и картины.

Он достал телефон, открыл на нем файл, вручил мне. Буквы расплывались перед глазами. Я вроде бы читала знакомые слова, но они не складывались в понятные предложения.

- Какого хрена? - прошелестела я едва слышно. - Каким образом?

- Ты не знала, как я понимаю? - догадался Мирон.

У меня не было сил даже зыркнуть на него злобно. Я только головой качала, как идиотка.

- Ну я так и понял на оглашении. Ты вообще слушала нотариуса? Он говорил, что дарение произошло до оформления завещания. Оно в принципе носит рекомендательный характер. Все поделено давно.

- Все уже украдено до нас, - автоматически выдала я расхожую цитату. - Нотариус упоминал дарственную? Серьезно?

- Да. Но ты уже была в астрале, как я понял.

- Видимо, да.

Я листнула документ до конца и отдала Мирону телефон. Он неодобрительно причмокнул.

- Ты не читала, Кристин.

- Я ни черта все равно не понимаю в таких документах. Да и не люблю, если честно. Разве мог Степа что-то подарить без моего согласия? Галерея, конечно, записана на него, но я его жена.

- О, наконец, ты начала шевелить мозгами. Конечно, он не мог ничего отписать без твоего разрешения.

Хотелось орать и метать посуду, но я продолжала оцепенело сидеть и тихо спрашивать:

- Тогда как..? Как тебе досталась моя галерея не через мой труп, Мирон?

- Ты подписывала какие-нибудь бумаги, не глядя?

Я прикрыла глаза рукой. Мирон быстро сделал выводы.

- Понятно. У него была твоя подпись. Или доверенность? Я не помню точно. У меня тоже острая аллергия на бумажки и юридический язык. Степа уверял, что все уладил. Я думал, вторая половина остается у тебя.

- А на деле оказалось, что такую же дарственную он оформил Наташе и детям. Потрясающе.

- Очень похоже на то.

Мирон взял чашку и запил очередной укус бутерброда. Как будто мы обсуждали не дело всей моей жизни, а какую-нибудь дурацкую вазу или диван.

Я окончательно вышла из себя. Взяла паузу, чтобы успокоиться, но наглый Мирон с чашечкой чая из моего любимого сервиза похерил медитацию.

- Мне жаль, Крис, - сказал он без капли сочувствия в голосе.

- В жопу свою жалость засунь. Вместе с доверенностями и дарственными. И проваливай из моего дома.

Я встала и указала пальцем на дверь, притопнула ногой.

- Хотя бы отсюда я могу выгнать и тебя, и ее. Спасибо Степану, мать его, Борисовичу за щедрость.

Мир аккуратно поставил чашку на столик, встал со мной рядом и надавил на руку-стрелку, чтобы я ее опустила.