– Не бойся, дядя, с нами не пропадешь, – добавил Фавр, ударив себя в грудь кулаком, от чего пошел звон. Так старый мятый нагрудник отозвался на кулак хозяина.

Как ни странно, но лодочник в правду поверил нам, перестал дрожать, и лодка пошла быстрее. А Шарлемань улыбнулся ему во всю ширь рта, демонстрируя отсутствие двух нижних и одного верхнего зубов. В нашей связке он играл подчиненную роль, но никогда этим обстоятельством не тяготился, уступая мне первенство добровольно. Хотя рядом с великаном Шарлеманем я казался субтильным и тонкокостным подростком, несмотря на свои пять французских футов и пять с половиной дюймов5.

Прошло около четверти часа, прежде чем лодка достигла излучины. И с каждым гребком весел полуразрушенная башня на песчаном берегу в окружении камышовых зарослей становилась все ближе. Ее уже можно было хорошо рассмотреть. Она вздымалась прямо из воды, а разрушенная кровля придавала ей мрачный и жутковатый вид. Впрочем, сколько я ни всматривался, повернувшись к башне лицом, там не было видно никакого движения.

– Тихо, – сообщил я, обращаясь к Шарлеманю. – По первому впечатлению, единственные обитатели башни – совы, которые, как известно, днем спят.

– Боюсь, нам с тобой предстоит работёнка, Жолли. Когда вокруг так тихо, да еще белым днем, то и без ученого астролога я предскажу засаду так же точно, как то, что вот-вот чихну,– ответил мне Шарлемань.

Тут он действительно чихнул, да так оглушительно, что лодочник от неожиданности едва не выронил весло. А Гнус едва не упал со скамьи от смеха. Рутьеры все это время подшучивали друг над другом и обдавали перегаром.

– Добрый чих, – заметил Фавр. – Звучит, что бомбарда!

– Греби давай! – приказал лодочнику Шарлемань, а Фавру хотел дать подзатыльник, но тот увернулся. При всей своей проявляемой по каждому поводу дурости, Фавр был отличным воином, сильным и ловким. Шарлемань вынул из колчана несколько стрел и разложил их на скамье впереди себя. Я же достал свой арбалет, любовно погладив его ложе. Он предназначался для всадника, который при необходимости мог удержать его в одной руке. Отсюда небольшие размеры и относительная легкость. Если он и уступал тяжелым боевым арбалетам в дальности стрельбы и мощи удара, то ненамного. Я не раз испытывал его надежность и полагался как на верного друга. Уперев арбалет в дно лодки, я натянул воротом тетиву и наложил болт.

– Как далеко стреляет твой малыш? – осведомился Шарлемань, внимательно наблюдавший за моими манипуляциями.

– На двести шагов. Прицельно меньше. А вот с тридцати не промажу. В куриное яйцо.

– Добавь еще что тебе не нужно брать поправку на ветер.

– Да не нужно.

– Не буду спорить. Я, как и ты, начинал службу арбалетчиком. Мало какая цель оставалась на ногах после моего выстрела, но лук я люблю больше. Пока ты сделаешь один выстрел, я успею выпустить пять или шесть стрел. И поразить целую кучу врагов.

– Хвастун!

– Кстати, не худо бы тебе нацепить шлем, как это сделали они.

Шарлемань показал на Фавра и Гнуса, успевших полностью снарядиться и надеть на головы салады6. Свой шлем Шарлемань снимал, лишь ложась спать.

– И к тому же трус. – Говоря это, я отстегнул шлем от пояса и надел на голову, а сверху натянул капюшон плаща.

– Пытаешься выдать себя за мирного жителя? Ну-ну, – хмыкнул Шарлемань.

Нашу шутливую перепалку прервал лодочник.

– Ваша милость, – сказал он, обращаясь ко мне и опасливо понизив голос. – Я слышу всплеск весел.

Мы настороженно оглядели реку, но кроме нашей лодки на воде ничего не было видно. Напротив, на берегу, в недалекой рощице было тихо, не слышался ни треск сухих сучьев, ни гомон встревоженных птиц- верных признаков возможной засады. Тем временем лодка приблизилась к башне.