Я вновь всмотрелась в темноту за окном – вдруг удастся выудить еще какие-то вдохновенные мысли? Мыслей не было, зато я заприметила ворону, которая сидела на ветке недалеко от окна и каркнула как-то уж очень противно. Затем, переступив по ветке, ворона вышла из тени, и теперь силуэт пернатой твари был хорошо виден на фоне переплетения ветвей, напоминающих сеть. Ворона… нет, это недостаточно поэтично, путь лучше будет ворон. Кстати, а может, это и вправду ворон? Вон, какой черный. Я кинулась к бумаге и принялась строчить:

И притихшие в темной ночи дерева

Что из тоненьких веток сплели кружева,

И в зловещих сетях этих черных ветвей

Тихо прячется вестник печальных вестей –

Да, то ворон ночной, что при белой луне

Черным глазом своим подмигнуть хочет мне,

Он все ждет – но чего? Посмотри, я одна,

Посмотри: нас с тобой видит только луна,

Так скажи, не томи, что за весть хочешь мне

Рассказать ты сегодня при полной луне?

Написав это, я не поверила собственным глазам. Это было полноценное стихотворение! Правда, особого смысла в нем не было. Так и наплевать на это! Большинство поэтов и вовсе смыслом не заморачиваются.

От восторга собственными успехами я встала в позу, и, помахивая карандашом, торжественно продекламировала последнее четверостишие:

«Так скажи, не томи, что за весть хочешь мне

Рассказать ты сегодня при полной луне?»

И тут ветер всколыхнул занавеску на открытом окне, отнес ее в сторону – и я обнаружила на подоконнике того самого ворона, что сидел на ветке. Переступив лапками, покосившись на меня, он хрипловатым голосом вымолвил:

– Ну и долго ты будешь притворяться, Рэйвен, что не узнала меня?! Не хочешь ли поведать мне о своих успехах?

Я ахнула от изумления, приложив руки к щекам.

Ворон, меж тем, спрыгнул с подоконника на пол, рассыпался искрами, и в ту же секунду с пола встал упитанный старичок, в пышными бакенбардами, и лукавой усмешкой на губах. Тонкая сеточка морщинок, привычно лукавый взгляд поверх очков, брови с изломом… наверное, в молодости этим изломом он сражал красавиц наповал.

– Как ты сюда добрался, Дайорелл? – обрадовано лепетала я, вглядываясь в самое родное лицо.

– Да вот, решил проведать названую внучку – не обижает ли тут ее кто.

– Решил проверить, как продвигается мое первое самостоятельное дело?

– И это тоже. Присмотреть всегда не грех. Ну-с, и что тебе удалось разведать?

Я торопливо погасила свет и задернула занавески на окнах.

– Не хватает, чтобы еще кто узнал о твоем визите, Дайорелл , – пролепетала я задушенным шепотом. – По нашему делу мне пока не известно ровно ничего, кроме того, что все девушки секретари здесь задерживались месяца на три, а потом бросали эту работу, переезжали в город, и там с ними случалось что-то плохое.

– Гм. И много их было? – он уселся в кресло, заложив ногу на ногу, и воззрился на меня поверх очков.

– Пока не знаю, – я пожала плечами, – но по словам экономки – больше десятка.

– То есть, девушка нашего клиента была и вправду одной из многочисленных жертв, – пробормотал Дайорелл задумчиво.

Я кивнула, вспоминая тот день, когда в нашем частном детективном агентстве появился худощавый, очень некрасивый паренек с глазами зверька-подранка; он все время нервно сжимал длинные тонкие пальцы.

– Я по поводу своей невесты, – начал он.

– У вас разногласия? – осведомился Дайорелл. – Вообще-то мы слежкой и семейными неурядицами не занимаемся…

Парнишка судорожно вздохнул и сказал преувеличенно спокойно:

– У нас нет разногласий. Просто она умерла, и я считаю, что ее смерть не была случайной…

– Во как? Ну тогда имя, фамилия, обстоятельства… Когда это случилось?