– Интересно, как их родные отпустили. Все же это рискованно – приехать в столицу из глуши, всякое же может случиться.

Экономка покачала головой.

– Мне показалось, что у них или вовсе не было родни, или была родня такого сорта, что и не заметила их отъезда. Они всегда на вопрос о своей семье отвечали уклончиво.

Возникла пауза, в течение которой я старательно трудилась над ростбифом.

– О чем вы так глубоко задумались? – поинтересовалась дама, наблюдая за мной.

– Да вот странно, почему граф до сих пор не женат? Он здоровый, крепкий мужчина в расцвете лет…

– Ну, некоторые мужчины предпочитают оставаться холостяками. Хотя, по правде говоря, я была бы рада, если бы какая-нибудь серьезная девушка сумела-таки отвести его к алтарю, хотя бы одна из этих секретарш – но у них у всех одни их таланты на уме!

– И что же, у графа за эти годы не было попыток… ну, скажем, завести с кем-то серьезные отношения? С кем-то из своего круга?

– Между нами, – прошептала она, – мне кажется, он неравнодушен к леди Сибилле… Вы еще ее увидите среди гостей. Но я вам ничего не говорила, – и она хитренько мне улыбнулась.

– О, разумеется, – отвечала я с улыбкой, – я не болтлива, и вообще… Скажите, а эти гости – они, стало быть, здесь гостили и тогда, когда здесь работали другие секретарши?

Она удивленно посмотрела на меня – к чему бы я задала такой вопрос. Потом ответила, припоминая:

– Да, те, что сейчас тут гостят, они здесь почти всегда. Как-то они обычно наезжают именно тогда, когда здесь девушки, даже странно, как это совпадает. А почему вы об этом расспрашиваете?

Я виновато пожала плечами.

– Миссис Мролли, надеюсь, вы не сочтете неделикатным то, что я так много спрашиваю, но просто я так счастлива, что получала хорошее место – мне не хотелось бы повторить ошибок своих предшественниц!

Экономка мило улыбнулась мне в ответ. Надеюсь, она мне поверила.

Вернувшись вечером к себе в комнату, я уже знала, что мне предстоит бессонная ночь. Передо мной стояла немыслимая задача – насочинять за ночь целую толстую тетрадь стихов, чтобы предъявить ее завтра своему хозяину. И это еще не все: где вообще взять тетрадь, как таковую? Тетрадь непременно должна была быть старой, в потрепанной обложке, с пожелтевшими страницами и выцветшими чернилами – чтобы сразу становилось понятно, что графоманили в ней не один год и не два – где ее взять-то, черт возьми?!

За окном уже сгущались сумерки. Я глянула на циферблат часов: половина седьмого. Листы бумаги и карандаш, прихваченные в кабинете графа, я бросила на журнальный столик (другого стола в моей комнате не было), и нервно рассмеялась. Идиотизм ситуации меня смешил. Вот же вляпалась! Как их вообще пишут, эти чертовы стихи?!

Можно, конечно, попытаться списать где-то чужие и выдать за свои, но страх разоблачения меня остановил. Нет, надо писать свои, хоть плохие, но как?!

Я закрыла глаза. В тишине отчетливо выстукивали часы… Тик-тик…

Схвативши карандаш, я быстро набросала на бумаге:

«Я закрыла глаза. Стук часов. Тишина.» Так, первая строчка уже есть.

Задумчиво осмотрелась по сторонам в поисках вдохновения. В комнате я ничего не обнаружила, и решила выглянуть в окно, вдруг там отыщется идея. Распахнув окно, я обнаружила только ночное небо глубокой, бездонной синевы; верхушки деревьев, над которыми висела прозрачно-белая, полная, ослепительная луна в туманном нимбе белого свечения, да подсвеченные ее блеском ночные облака.

Ага. Поскольку «луна и «тишина» рифмуются, то есть шанс. Я дописала:

«За окном ослепительно светит луна».

Уже две строчки! Успех меня окрылил. Если дело так пойдет и дальше, то есть шанс чего-нибудь сотворить…