– Ее звали Делия Норвуд. Ей было всего двадцать лет. Она умерла более полугода назад…

– А почему же вы пришли только сейчас?!

Он помолчал, потом сделал жест рукой, словно наматывая на палец невидимую пряжу – то ли мысли пытался собрать в кучу, то ли что…

– Позвольте, я расскажу вам по порядку. Она, собственно, не была моей невестой, потому что она мне… не то, чтобы отказала, но…

– Но и не согласилась?

– Мы оба были бедны… как церковные мыши, – он горько усмехнулся – видимо, нелегко далось гордому пареньку такое признание. – Нам не на что было жить. Я жил с бабушкой в крошечной квартирке из одной комнаты, не мог же я туда привести и жену! Там были такие условия, что мне просто было перед ней стыдно – хотя ее условия были не лучше; ее семья была побогаче, но отчим ее сживал со свету, а мать сделала из нее няньку для кучи младших ребятишек. Она сказала, что поедет (по сути, сбежит из дому) в город и попытается найти хорошую работу – и, может быть, скопит немного денег. Мне она советовала заняться тем же самым. Она уехала, а я не мог бросить полупарализованную бабушку… Поэтому работал посыльным за гроши. Мы попрощались, она иногда писала мне – открытки на пару строк, иногда короткие письма… Но через полгода она прислала мне прощальное письмо – предсмертное. Странное письмо…

– Расскажите, – Дайорелл был само внимание.

Парнишка молчал, глядя в одну точку. Можно было подумать, что он внимательно рассматривает карандаш в керамической подставке, стоящей у Дайорелла на столе. Потом резко поднял голову к потолку – мне показалось, он борется с непрошенными слезами; тряхнул головой и заговорил:

– Она всегда, понимаете, была жизнерадостной девушкой, умеющей радоваться маленьким радостям жизни и твердо встречать невзгоды. И открытки от нее поначалу были вполне жизнерадостные, но потом… Потом она перестала писать. А через три месяца молчания – это письмо, сумбурное, нелепое, полное самообвинений, отвращения к самой себе. Она писала, что смертельно устала бороться со злой судьбой, что не видит впереди и проблеска надежды на улучшение обстоятельств, и что мыкаться всю жизнь у нее нет ни сил, ни желания. Еще она писала, что недостойна такого парня как я, и что будет лучше, если она просто исчезнет из моей жизни, чтобы я мог найти себе достойную подругу… Вот это меня поразило: это было похоже на душевное расстройство. Никогда за ней я не замечал ни черной депрессии, ни самобичевания, понимаете? А потом я узнал, что она наглоталась таблеток…

– Позвольте выразить вам мое сочувствие. – пробормотал Дайорелл. – Письмо при вас?

– Да, – он вынул бумажник, потом письмо из бумажника, – только верните его мне. У меня так мало осталось от нее…

Он вздохнул, опустил голову, и пока Дайорелл пробегал письмо глазами, рассматривал носки своих ботинок.

– А почему вы обратились ко мне только сейчас?

– Видите ли, у меня не было денег, чтобы заплатить вам за услуги. А тут еще бабушка умерла, и я потратил все свои сбережения на похороны, еще и в долги влез. Короче, положение мое было самым безрадостным. Но я поехал в город, нашел работу и попытался сам, своими силами вести расследование. Но ничего не нашел, хотя проследил ее путь в городе: сначала агентство некоей мадам Маретт, потом служба секретарем в поместье у графа Суварина. Потом она почему-то от него ушла и жила в городе, в какой-то каморке, занимаясь не знаю чем, но только не подумайте что она пошла по дурной дорожке, потому что денег у нее не было, а ведь это занятие (он засмущался), оно дает какой-то заработок…

В общем, я ничего не нашел.