– *Ты заплатишь за это, дочь предательницы!* – голос Анкары, искаженный болью и яростью, вырвался из трескающегося кристалла. Он бился в ледяных тисках Ашеры, но сила Карательницы была неумолима. Она была антитезисом его хаосу – порядком, временем, законом бытия, против которого его извращенная вечность была бессильна.

Джессика, пригнувшаяся от ударной волны, увидела, как мутировавшие шахтеры пришли в ярость. Лишенные сдерживающего страха перед силой Ашеры (или, наоборот, почувствовав гибель своего «сердца»), они ринулись вперед, их каменные тела скрежета и лязгали, щели ртов шипели: «*КРОВЬ! ВЕРНИТЕ!*»

– Мэг! Приди в себя! – закричала Джессика, руша мечом каменную руку, тянущуюся к подруге. Мэг стояла на коленях у алтаря, потрясенная, опустошенная, смотрящая сквозь мир. Слезы текли по ее лицу, но глаза были пустыми, невидящими. Она не узнавала Джессику. Она не узнавала *себя*.

С грохотом, от которого осыпался потолок пещеры, кристалл Анкары *разлетелся*. Осколки черного камня, как шрапнель, разлетелись во все стороны. Один вонзился в плечо Джессики, другой оцарапал щеку Мэг, оставив черную метку. Взрыв тьмы на миг поглотил все, погасив даже свет Ашеры. Когда мрак рассеялся, на алтаре осталась лишь груда мертвых, потускневших осколков. Ашера исчезла. Ее миссия была выполнена.

Но победа была пирровой. Мутировавшие шахтеры замерли, как изваяния, их связь с сердцем Анкары разорвана. Некоторые начали медленно, ужасающе рассыпаться в песок и каменную крошку. Другие просто застыли в последних позах атаки. Пещера погрузилась в зловещую тишину, нарушаемую лишь каплями воды и тяжелым дыханием Джессики.

Она подбежала к Мэг, схватив ее за плечи.

– Мэг! Слышишь меня? Мэг!

Мэг медленно подняла на нее глаза. В них не было ни страха, ни узнавания, лишь глубокая, ледяная растерянность и следы высохших слез.

– Я… я не помню, – прошептала она, ее голос хриплый, чужой. – Кто ты? И кто… кто я? И почему мне так… больно и пусто здесь? – Она прижала руку к груди, где лежал медальон с фото женщины, которую она больше не узнавала.

Джессика сглотнула ком в горле. Цена была чудовищной. Она огляделась. Разрушенный алтарь. Окаменевшие или рассыпающиеся тела шахтеров. Черная метка на щеке Мэг пульсировала слабым зловещим светом. И осколки кристалла… Они не были мертвы. От них исходил слабый, едва уловимый холод. Как будто ядро тьмы просто… рассредоточилось.

Внезапно медальон Леонида на шее Джессики вспыхнул яростным синим светом. Из него вырвался голос, искаженный помехами и отчаянием:

*«Ошибка! Не уничтожили! Разбили! Теперь он в каждом осколке! В каждой черной капле! Он в… метке! Бегите! Он знает… он знает о ней всё теперь!»*

Голос оборвался. Медальон потускнел. Джессика посмотрела на черную метку на щеке Мэг, которая ответилась чуть более яркой пульсацией. Анкара не был уничтожен. Его якорь разбили, но его сущность, как ядовитая роса, осела на осколках… и на Мэг. Он был ранен, разъярен, но теперь у него был новый проводник в самое уязвимое место Мэг – в ее опустошенную память, в ее потерянную душу. И он знал, что дом Мэг должен сгореть завтра. Не как угроза. Как *приглашение*.

– Выход, – хрипло сказала Джессика, поднимая Мэг, которая шла, как сомнамбула. – Нам нужно выбраться. Сейчас. Алиса… Алиса должна знать.

Она бросила последний взгляд на алтарь. Среди осколков черного кристалла что-то блеснуло. Крошечный фрагмент, похожий на засохший кусочек багровой плоти. Он слабо пульсировал. Сердце Анкары не было уничтожено. Оно было раздроблено. И каждая его часть теперь жаждала восстановить целое.