– Нам сюда, – произнес Майлз, жестом показывая следовать налево.

Мы прошли несколько футов по коридору и очутились у одной из двух дверей, расположенных друг напротив друга. В противоположной части этажа были еще две – ровно такие же.

– А что там? – спросил я, посмотрев в их сторону.

– Там живут прислуги, – ответил Майлз и отпер мою комнату. Повернув голову, он показал на дверь напротив и добавил: – А здесь живу я.

Ну и соседа боженька мне послал.

– Значит, Бетти и Фиона тоже спят на этом этаже? – поинтересовался я, думая, конечно, больше о Бетти и ее умении соблазнительно вертеть попой.

– Совершенно верно, – в голосе дворецкого прозвучало подобие ревности, но хозяйской, а не романтической.

Кажется, ему не нравится мое бесконечное любопытство, а необходимость отвечать на часто возникающие вопросы раздражает беднягу.

Майлз старался не показывать свое недовольство слишком явно.

– А где живет Филл?

– Водитель спит в домике с правого торца особняка, в гараже. Там у него есть все необходимые удобства. Если понадобится, его можно быстро найти там или по телефону – у себя дома в Амабее.

– Да, я видел тот домик, когда мы прогуливались с миссис Вайолетт. Всего лишь один гараж с жилой надстройкой…

– Мистер Беннет всю жизнь имел только одну машину. Он предпочитал использовать вещи рационально. Любил надежность и постоянство.

– Закалка долгих лет безденежья и лишений?

– Полагаю, так. Точные причины мне неизвестны.

– Что ж, его темно-зеленый ягуар – просто чудо.

Не успел я подумать о том, что меня поселили на этаже вместе со слугами, как дворецкий, словно прочитав мои мысли, произнес:

– Наверху спит хозяйка. Там располагаются всего четыре комнаты. Помимо ее спальни и спальни покойного мужа есть кабинет и детская. Внутри этот особняк не такой большой, каким видится снаружи.

Выходит, при жизни они спали отдельно? По крайней мере, в последние годы?..

– Тот случай… с ее мужем и сыном… – Я бесцеремонно затронул трагическое прошлое семьи Беннет.

Дворецкий смотрел на меня несколько секунд подозрительно молча, ничего не ответил и вошел в комнату первым, пригласив меня за собой.

Это была просторная гостевая со всеми удобствами. Я подошел к большому окну, которое выходило на центральный двор с фонтаном и живописную бухту, переливающуюся радующими глаза красками: синяя вода, очаровательный пирс, чистое небо, небольшой парк, раскинувшийся вдоль берега, проходящие вдали парусники и катера… Пейзаж был восхитительный. Правда, родовой склеп с левой стороны дома тоже попадал в кадр этого дивного обзора, но остальная придомовая часть, состоящая из клумб с фиалками, сглаживала восприятие могильного вкрапления.

Слева от окна стояла широкая кровать из красного дерева, окруженная светлыми балдахинами, словно помпезное ложе в королевских покоях. Еще левее от кровати у стены располагался старинный письменный столик со всеми необходимыми для творчества принадлежностями. Больше всех мне понравилась чернильница с выгравированным на ней изображением дракона и большое пожелтевшее гусиное перо с черным пятном на кончике. Чуть дальше от столика и ближе к двери стоял высокий шифоньер в цвет кровати с двумя дверцами и ящичками, чьи металлические ручки бросались в глаза узорами в виде оплетающих их змей. Правее от окна красовалось черное пианино и продолговатая банкетка. На вид инструменту можно было дать лет сто, не меньше, как и самой банкетке, при этом оба выглядели ухоженными, излучали сценичность и пахли стариной. В трех футах от них высился древний шкаф с книжными полками примерно той же эпохи, с расставленными внутри аккуратно по размеру книгами.