Следующая дверь оказалась детской. Нежно-розовые обои, светлая кроватка с большим медведем, пеленальный столик и высокий платяной шкаф. А на столе поблизости глубокая чашка и несколько тряпок рядом.
Здесь запах водки был сильнее всего.
Поддавшись порыву, Варя шагнула внутрь, рассматривая милый интерьер, когда взгляд зацепился за содержимое кровати.
Там, в маленьких розовых ползунках лежал ребенок. Девочка, судя по оформлению комнаты.
«Настенька» – припомнила Варя, подходя ближе.
Малышке было не больше пары месяцев. А еще она была мертва.
Кожа выглядела серой с синим отливом, и оказалась покрыта трупными пятнами. Ребенок не двигался и не дышал, окаменев в своей полулежачей позе и неестественном изгибе шеи, будто следователи запечатлели на фотоаппарат место преступления с еще не убранным трупом.
Варя смотрела на нее, покрываясь мурашками от ужаса, но не могла сдвинуться с места или хотя бы отвернуться. Только ощущала, как в комнате становится все холоднее и холоднее.
– Варя, ты заблудилась? Я уже жду тебя на кухне с телефоном, а ты здесь…
Ирина появилась в проеме, обеспокоенно глядя то на Варю, то на кроватку. Настенька продолжала лежать неподвижно, однако соседка ахнула, подскакивая к внучке:
– Что же ты делаешь, золотце, упадешь!
Варя, наконец, отмерла, едва сдерживая крик ужаса.
Что, черт возьми, мертвый ребенок делает в доме этой женщины? И почему она общается с ним, как с живым?
Варя сделала несколько шагов назад, пропуская обеспокоенную Ирину. Та сгребла уже одубевшую Настеньку, замотала в покрывало и стала раскачивать, прижимая к груди.
– Сильный жар, уже второй день не спим, – пожаловалась Ирина, целуя внучку в потемневший носик. – Вот и плачет без конца, никак уложить не могу. Уже водкой протирала, а температура все не падает. Не плачь, моя милая, не плачь…
– Она… Плачет? – дрожащим голосом переспросила Варя в гнетущей тишине, нарушаемой лишь шорохом покрывала.
Ирина виновато покачала головой.
– Прости за такой прием. Дети всегда болеют не вовремя.
Она накрыла голову ребенка углом покрывала, полностью скрывая трупное детское лицо от чужого взгляда. Только теперь Варя смогла обрести собственное тело и голос, чтобы аккуратно спросить:
– Может, ей врача?
«Чтобы зафиксировал смерть» – мысленно добавила она, но сказать не решилась.
– Да была у нас педиатр, но сейчас сама с гриппом валяется.
Варя прикусила губы, не до конца понимая, сколько сможет сдерживать истерические вопли.
Но Ирина внезапно протянула ей старый телефон с трещиной на экране, улыбаясь:
– Бери, деточка, звони, куда тебе нужно.
Дрожащей рукой Варя приняла его, совершенно забыв все цифры в номерах родителей. На счастье соседка посоветовала:
– Иди на кухню, там лучше ловит.
Дважды просить не пришлось.
Варе потребовалось время, что вспомнить номер матери, заученный еще с детского сада, и набрать на чужом телефоне. Не от того, что кнопки были незнакомые, нет. Всю голову заняла картина скрюченного мертвого младенца, которую ей никак не удавалось выбросить.
Уже пошли гудки, когда Варя осознала: ей стоит бежать отсюда как можно быстрее. Ее соседка – маньячка, которая коллекционирует мертвых детей и играет в них, как в кукол. Может, и дочери никакой нет, это просто фантазия. Или точно такой же старый труп сидит в шкафу, и время от времени Ирина достает и его.
И думает, что они – ее семья.
Варя уже бросилась к выходу, когда в трубке прозвучало недовольное:
– Слушаю.
– Мам, это я, Варя! Ты где сейчас?
– Я в магазин ушла. Говорила же утром, ты чем слушала? – после паузы ответила мама, судя по шороху удобнее перекладывая телефон. – А ты с какого номера звонишь?