Ее семья жила здесь уже больше трех недель, при этом Варя могла насчитать разве что человек тридцать, которых увидела за это время. У нее была хорошая память на лица – настолько, что она могла встретить человека на улице с ощущением, что он ей знаком, при этом видя его всего лишь раз, мельком, на заправке или в магазине. Поэтому создавалось чувство, будто многоквартирные коробки пустуют, и для вида кто-то ходит по квартирам и зажигает свет каждое утро, чтобы вечером снова погасить.

Ноги сами привели Варю к дому. Но не к тому, где ждали поругавшиеся родители, безразличные ко всему кроме собственных обид, а к соседскому, из которого вчера клубился по снегу дым. Она так и застыла перед калиткой, не в силах повернуться и зашагать к себе.

Дом Ирины также стоял на ножках, несмотря на это выглядел аккуратным и уютным. Он был в два раза меньше, чем родительский, с двумя этажами и окном на чердаке, как обычно рисуют дети на асфальте, хотя на первый взгляд показался ей точной копией собственного. В окнах Варя разглядела кружевные занавески, а во дворе, положив морду на лапы, спал пес. При виде него она поежилась, ощущая, как не чувствует ног в меховых унтах и шерстяных носках, в то же время этот охранник валялся, словно на пляже под солнцем.

Похоже, с прогулкой она явно затянула.

Тот не реагировал на гостью, хотя и вел ухом, явно слыша шаги и дыхание. Она не переходила на его территорию, поэтому, возможно, и не вызывала у него интереса.

В горящем окне Варя разглядела, как Ирина ходит кругами по кухне, покачивая в руках сверток. Должно быть, она убаюкивала младенца.

Варя сразу вспомнила, что женщина говорила о своей дочке. Пенсионерке было явно легче сидеть с ребенком, чем работающей маме. Почувствовав, что стоит и неприлично подглядывает, Варя развернулась и зашагала к своему дому.

В котором не разглядела ни одного огонька.

Сначала она решила, что, должно быть, уставшие родители легли спать, но в их семье было принято оставлять свет на кухне даже ночью, чтобы тот проникал во все комнаты, и особенно на лестницу, помогая не оступиться. Так что видеть полную темноту было непривычно. Варя приблизилась и дернула ручку двери, но та не поддалась. У нее не оказалось с собой ключей, потому что никто и не должен был запираться – как минимум мама точно оставалась сегодня дома. Попытка заглянуть внутрь не увенчалась успехом – из-за высоты ножек это оказалось невозможно, а издалека все сливалось в черное пятно, заполнившее оконную раму.

Вместе с накрывающей паникой пришло осознание, насколько же сильно за время прогулки замерзла Варя. Руки коченели даже в карманах, а щеки с носом она с каждой минутой чувствовала все меньше, как и пальцы на ногах.

Она подняла голову, проверяя, идет ли дым из трубы. Но та смотрелась абсолютно безжизненно на фоне светлеющего неба.

Время близилось к девяти, а сумерки еще не до конца рассеялись.

Отсутствие дыма Варю совсем не обрадовало.

Она обошла дом со всех сторон, но разглядеть хоть каких-то движений так и не смогла. Дрожа, Варя растерла ладони в попытке согреть их, и огляделась. Можно пойти в школу, оттуда ее вряд ли выгонят, хотя и перспектива сидеть там до обеда не радовала. Телефона, чтобы позвонить родителям у нее также не было: зачем тащить его, если она пошла через несколько улиц проводить брата, и вернется через пятнадцать минут? Выходит, и за это время все может кардинально измениться.

На глаза вновь попался соседский дом, огороженный деревянным забором. Только теперь Варя обратила внимание, что тот покосился, поперечные доски где-то отвалились, в других местах уже едва держались. Его давно не красили и, похоже, вовсе забыли о нем на долгие годы.