Костя был уверен в коварстве потолка и однако про аномальное поведение его никому не рассказывал. Даже и родной матери, несмотря на то, что вот она-то бы могла и понять. Хоть и не была исследователем таким, как Костя, но доводилось и ей изредка наблюдать явления, другими полагаемые несуществующими.

Урывками, невзначай, краем глаза. Но все-таки она видела и посему ее отпрыску интересно было общество матери несмотря на разницу в возрасте и отсутствие общих тем.

Опасность

(потолок)

тяготила Костю, но не особенно. Он подходил философски. Ведь от подобного не уйти: за любой квартирой – где бы и какой ни была – водятся грешки в этом роде. Всякое жилище есть хищник… но ограниченные, естественно, это не замечают.

Потому как они не видят.

А если ты увидишь и скажешь им, желая предостеречь, – они не верят, они ругаются и они смеются!

Хотя могли бы вот иногда задуматься: ведь нет-нет, а и промелькивает в печати сообщение типа «обнаружен убитым в запертой изнутри комнате».

Возможно, кое-кто и задумывается

(и делается бомжом)

Когда-нибудь, думал Костя, потолок достанет его. И кто-то обнаружит «веселенькую» картинку; следователи начнут гадать: и с чего бы – весь потолок залит кровью, а стены от нее, гляди, почти чистые?

Но только это не повод менять квартиру или вообще отказываться от крыши над головой, считал Костя. На новом месте может поджидать и похуже что… Да ведь и вообще нет по сути никакой разницы! Видящий так или иначе не живет долго, это известно всем: средняя продолжительность жизни исследователя гораздо меньше, чем у людей ограниченных.

Течение философской меланхолии прервал звонок в дверь. Защелкал мелким соловушкой… Костя б убил звонок! Он видел образ его души: жестяная птичка, заклепанная и размалеванная. Она закидывает головку и булькает, а под хвостом ее медленно поворачивается блестящий ключик.

Приличные люди вообще приходят не через дверь, вывел закономерность Костя. Но признавал исключения из этого правила: например, мама. Она использовала всегда дверь, и тем не менее неприличной считать ее не было оснований. Или вот хотя бы жена (законная или только гражданская, Костя уже не помнил). Анечка появлялась, в большинстве случаев, именно через дверной проем, но едва ли можно было ее причесть к неприличным людям.

Впрочем, в последнее время на этот счет у Кости возникали сомнения.

(сука!)

Соловушка пел вовсю…

Необходимо было срочно вставать и совершать вошедшие в канон действия. А этого – совершать действия – Костя терпеть не мог!

(по крайней мере, когда пребывал не под…)

Однако заставлял себя действовать. И очень гордился тем, что имеется у него, в отличие от абсолютного большинства исследователей, достаточная для этого сила воли.

Костя помнил канон по пунктам, хоть ночью ты его разбуди!

Первое. Смахнуть со стола все на пол. И, смахивая, Костя уколол руку, сильно, об иглу шприца. И глухо выругался. Сам виноват, конечно, смотреть бы надо, что делаешь, да некогда тут смотреть!

Второе. Комнату обежать взглядом. Нет ли еще чего где из горячих предметов? Ага, на подоконнике столовая ложка, железная, почернела вся… для понимающего достаточно – тоже на пол!

А соловей рассыпается… Ах ты соловей, соловей-разбойник! Приходится петь и Косте, а именно – кричать надрывно в ответ: «Открываю! сейчас иду!»

Третье, наконец. Госпожа ты матушка моя темная комната… Пошире отворить в нее дверь, и веничком, заранее припасенным, с полу все в нее замести.

(замести следы)

Дверь же ту закрыть плотно и шпингалет задвинуть. Чего уж проще!