– А мы вообще не зовём, – отозвался Агзу и в голосе его прозвучало раздражение, – Справляемся своими силами.

– Оно и видно, – хмыкнула Дашка.

– Может и видно, коли знаешь, куда смотреть. – Он дружелюбно улыбнулся, будто извиняясь, и поднялся по ступеням магазина.

Пока Агзу деловито следил за тем, как Люся одну за одной выкладывает на прилавок подмороженные буханки хлеба, Дашка попросилась в подсобку, переодеться. Едва зайдя за широкую спину продавщицы, она ловко потянула на себя серебряную нить. Обычным взглядом нить была не видна, но иногда люди могли чувствовать, как разрывались эти незримые связи. Сдержанно и мелодично звякнули ножницы. Продавщица охнула, схватилась за грудь и осела на прилавок. Дашка скрылась в подсобке, выходящей на задний двор, а когда вернулась, Люся уже невозмутимо курила на крыльце, а Агзу укладывал продукты на дно выцветшего рюкзака.

– Всё хорошо? Вы будто побледнели, – спросила Дашка, выйдя на крыльцо. Агзу смотрел на неё хмуро, должно быть, не понравилось ему, что городская девчонка его уела.

– Спину что-то прихватило, – ответила Люся, рассеяно оглядываясь на девушку. – Наверное закрою магазин, да пойду домой. По вторникам всё равно кроме Агзу никто не заходит.

– Сегодня воскресенье, – смутилась Дашка.

– А? – продавщица пожала плечами.

Едва они встали на лыжи, из ближайшего подворья выкатилась низенькая и абсолютно круглая старушка. Подозрительно оглядев девушку, она рявкнула:

– Ребёнка вы отпустили?

– Она, – мотнул головой Агзу.

– Хоть бы спросила сперва, – гаркнула бабка, – работы мне теперь!..

– Извините, – растерялась Дашка и оглянулась на проводника, ища поддержки. Агзу спрятал губы за высоким воротом тулупа, видны были только его смеющиеся глаза.

– Извиняется она… Вечно с вашим братом Часовым проблемы. Вас что там в вашем городе, правилам не учат? Лезете, куда не просят, а потом… – буркнула бабка. – Душа-то потерянная, её нельзя вот так просто отпустить. Её нужно проводить!

– Так часто бывает. Я не понимаю, в чём проблема, – Дашка начинала терять терпение. От старухи веяло стужей, дорогами и силой. Если она учуяла освободившуюся душу, она должна быть или Проводником, или, как Дашка – Часовым, или…

– Портниха я, – пояснила бабка. – Померших души на тот свет у нас провожал Паук, только он у нас по ту сторону ходил, да мог дитёнка проводить. Но помер он, девять дней не минуло ещё, – она бросила взгляд на Агзу, – и доводить души до границы некому. Заблудится беднай. Лучше б оставила, как есть, – бабка плюнула в снег. – А ты куда смотрел? Знаешь же, как у нас тут!

Агзу покачал головой, отказываясь брать ответственность на себя.

– Забирайте его, – бабка кивнула на тень, прибившуюся к её ногам тёмным призрачным псом.

– Куда? – Дашка разное видела, но чтобы забирать себе потерявшийся дух!

– Ты, девочка, и близко не знаешь, как у нас тут. Этот дух станет на тёмную сторону, как только солнце зайдет, а тут итак… – Бабка бросила взгляд на Агзу и прикусила язык. Почавкав беззубым ртом, она вновь заговорила, тщательно подбирая слова, – Он будет скот пугать, измучает всю деревню. Да и грех это – то он был при мамке, а теперь неприкаянный. Забирай!

Агзу пожал плечами.

– Придётся забрать.

– Куда? – запаниковала Дашка.

– Так вы же на Чихезу? – бабка прищурилась, в каждом её движении чувствовался расчёт.

Дашка с осуждением посмотрела на Агзу. Деревенский балаган! Похоже, всем известно, ради чего она приехала. Всем, кроме неё самой.

– Ну вот! – закивала бабка, будто они ответили согласием. – Дитёнок с вами-то и будет в безопасности. А как дело сделаете, так и отпустите. Чистым уйдет. – Бабка повернулась к Агзу, – да и вам дитё оберегом будет, сам знаешь…