– Вернулся-таки, – прошептала бабушка и перекрестилась.

Дашка вдоволь пресытилась своим талантом ещё в детстве. К тому моменту, когда её разыскал Смотритель, она готова была избавиться от своего дара любой ценой. Смотритель оказался учителем физики. Плотный уютный человек в застиранной рубашке, лысый, с добрыми, как у собаки глазами. Геннадич. Он совмещал свою деятельность в провинциальной школе с вербовкой таких «одарённых», как она.

– Каждый должен делать то, для чего рождён, – это была его любимая присказка. – Ты рождена на границе, ей и принадлежишь. Ты – Часовой, тебе не дано убежать от своих видений. От судьбы не убегают.

Что она почувствовала в тот момент? Страх? Отчаяние? Злость? Тогда она ответила грубо, резче, чем следовало. Но что она на самом деле чувствовала? Дашка сжалась, пытаясь ухватить это чувство, распознать, разобрать на составляющие…

Каждый раз, отправляя потерянный дух в мир теней, Дашка жалела, что может так мало. Далеко не сразу Геннадич признался – из одаренного Часового иногда «вырастает» Портной. Тот, кто способен менять судьбы, соединять людей, потерявших друг друга, излечивать душевные раны, кровоточащие годами. Тот, кто возвращает человеку способность любить, вселяет веру в чудеса. Лишь однажды она осмелилась спросить – что же ей нужно сделать, чтобы стать Портным? Ответ Геннадича был прост, как всегда, – путь лежит через страх. Больше они к этому разговору не возвращались.

Дашка вжала голову в плечи, спрятавшись за высоким воротом свитера. По стальному боку вагона скребла когтями стужа. Крохотные искорки снега собирались в снежный круговорот и преследовали поезд стаей голодных псов, вновь и вновь прыгая в окна.

Дашка встряхнулась. Нужно думать о деле. Она не боялась зимнего леса. Найти проводника в отдаленном селе было сложно, но вполне выполнимо. Одно плохо – она не знала, с чем именно столкнется в лесу. Распуская нити, связывающие души, она повидала многое, и тот, запертый в покинутом селе дух мог обернуться хоть разъярённым зверем, хоть снежной бурей. Только бы проводник попался толковый, не пьющий. Дашка вздохнула. Она давно уже не верила в сказки.

На станции «Сорок пятый километр» Дашка спустила на перрон лыжи, рюкзак, затем аккуратно прыгнула сама. Снега было почти по колено. Остановилась, надевая варежки поверх перчаток. Двери захлопнулись, отрезая от неё голос диспетчера. Поезд качнулся и неохотно двинулся вперёд. Стук колёс теперь казался совсем другим – сменились и темп, и тон. Обдав Дашку облаком колючих снежинок, стальной змей исчез в снежном лесу. Она смотрела ему вслед с тоской. Так бы и ехать на нём, часами глядя в окно.

Над селом, будто прижавшимся к земле в надежде, что его не заметят, качался тонкий дымок, солнце поднималось из-за сопок медленно, лениво. Тени, густые, синие, казались низкорослыми человечками, притаившимися под деревьями. Все казалось театральными декорациями, постановкой, в которой Дашке предстояло сыграть. Вот только она не знала своей роли и от того раздражалась.

На веранде сельского магазина расслабленно курила дородная женщина в сером ватнике. Дым выходил сизым, резким, пахучим. Дашка невольно залюбовалась ею. Женщина была статной, грубо скроенной, уверенной в себе. По переднику с засаленным карманом было ясно – продавщица. Стратегически важный человек в селе.

– Турист что ль? – женщина не переменила позу и выражение лица осталось прежним, но Дашка видела, как напрягся вокруг неё, невозмутимой, воздух.

– Фотограф-натуралист!

– Плохое время ты выбрала, – причмокнула продавщица. – Снег мягкий, лыжни ещё нет.