фалернское
Я буду жить в загадочной долине,
я буду пить фалернское вино,
я буду непосредственным, а ныне
мне не дано. Не всё ль равно?
Я буду истин постигать значенье
и краски слов, торжественный хорал
творений чудных и времён теченье.
А ныне я от прошлого устал.
Я буду сам писать холсты, простые,
как жизнь в стране загадочных долин.
Я буду жить. А ныне я в пустыне,
мне всё равно, я так устал один,
и символы, по-прежнему святые,
уже не манят таинством своим.
ВЕКТОР
– Вы сочиняете стихи?
– Нет, я записываю мысли ощущений и ощущения мысли…
…и ты чувствуешь, что вся твоя жизнь уже не вмещается в сердце, и сердце взрывается болью, пустотой, смертью…
пустое
Я витал, пустые мысли
сыпал в ауру листа,
возникали парадоксы
объяснений без конца
и без начал,
но молчал подобострастно
цензор первого лица,
а от третьего лица
я уже не ждал похвал.
параллакс
Оплетённая гибкими призмами
повседневности, ставшая под
микроскопами, -ноклями, линзами
митохондрией в криптах забот,
в безымянных наручниках (более
в метафизике зла и добра)
низведённая в поле ин фолио
серебристой хиазмой пера,
с неизменной погрешностью статики,
с абсолютным контрастом углов
затенённая плотью и в статуи
превратившая глину умов,
под плащами расторгнутой вечности,
в неофитовом возгласе дней
разменявшая шаг бесконечности
на галоп площадей и идей,
опрокинулась юными мыслями
в пустоту неопознанных снов
и сместилась из плоскости мистики
в пограничную плоскость оков.
я дождь
Я – дождь. Не потому ли
у меня голубые глаза
и приглушенный голос?
Я – дождь. Не потому ли
так многочисленны нити
моих чувств?
Я – дождь. Потому что
я мал,
потому что
я сер.
Я – дождь. Потому что
я падаю с неба
в песок.
Я – дождь. Потому что
есть смысл в геометрии капель
и собственных слёз.
Я – дождь. Потому что
я дождь…
ничей
Под коконом сегодняшним, во мне,
под мягкой паутиной впечатлений
блуждают независимо вполне
причины не сегодняшних сомнений —
безликим сонмом гнусных черепов,
последним криком преданного бога,
гремящей колесницей дураков,
остывшими следами у порога,
стадами женщин в перьях из интриг,
кустами тьмы с астральными плодами,
рядами сытых выструганных книг
и Библией со странными годами.
Соперничая в выборе мессий,
стеклу даруя качества алмаза,
меня кольцуют радугой стихий
и пустоту вливают в оба глаза.
И чувства вереницей палачей
свиваются в клубок противоречий,
рождая одиночества: ничей
в просторах вседозволенных наречий.
И мягкой паутиной пригвождён
к единому уходу и исходу:
под знаками нездешними рождён,
крещён несуществующим приходом.
квадрат
Красный камень обуглился в чёрную ночь,
из квадрата Малевича вылетел дух,
под руками моими не мир, а колчан,
и стрела догоняет стрелу,
расщепляет стрелу.
Я один, как всегда. Я с друзьями один,
я один на безмолвном стекле мостовой.
Я пытаюсь идти, я пытаюсь простить,
но стрела расщепляет стрелу.
Как всегда.
Сальвадор, Сальвадор, мне понятен твой торс,
исковерканный рабством причин,
но стрела, как всегда, догоняет сестру
приговором растерзанных тел.
В забытьи, у свечи, колебания строк
продолжают отпущенный век,
но и краски уже превращаются в струп,
и надет капюшон, и надет.
Я пытаюсь идти, но слова отрицают слова,
и лишь пеплом усыпан мой лист,
приобщённый к свидетельству вех.
И разносится пепел, как прах.
замкнутое
замкнутое пространство
двадцатичетырёхлетний Георг Гейм
розы
кофе без сливок
вкус кофе на губах
запах кофе на губах
чёрный
сквозняк вентилятора
опечатанные окна на восьмом этаже
электричка 22.25 Москвы
снова сигарета
«Улисс»
чтобы ты
сегодня дома
«Записки сумасшедшего»
ночь одинока в своём молчании
25,26,27-е
чтобы ты была
люблю?
коридор домов
поворот
запах кофе
свет от окна
в угол
комната