– Совсем?

Вопрос с подковыркой.

– У меня болела голова, я выпила обезболивающего, а дальше ты видел, как на меня влияет алкоголь.

– Не верю, – Артем улыбается, и весь его вид отдает скептицизмом.

– Не-а, ты просто не знаешь, она, когда танцует, становится как в трансе, – защищает меня Юлька.

Он ставит локти на стол и наклоняется ещё больше в мою сторону, практически прижимаясь к моему плечу. Откланяюсь от него максимально далеко.

– Ты обалденно танцуешь. Я никогда не видел, чтобы кто-то так двигался. Завораживающе красиво. Где ты училась? – он заглядывает в мои глаза, и от этого перехватывает дыхание.

Делаю большой глоток из фужера, мне не хочется об этом говорить.

– В детстве ходила в кружок.

– У неё травма. И мы занимались в профессиональной школе вместе. Твоя мама, помнишь, тогда обвинила меня во всем, – Юлька не любит, когда хвалят не её таланты.

– Ты двигалась… Как первобытная плясунья, как колдунья, не знаю. Самозабвенно. Очень раскованно. Как…

– Как ведьма на шабаше, – шучу я, и мы с Юлькой смеёмся.

Артем не смеётся, в его лице сквозит восхищение. Это приятно и смущает. Он то и дело переводит взгляд с моих глаз на мои губы. И каждый раз мне хочется сглотнуть. И я сглатываю, тихонько выдыхая. Кажется, понятно, о чем он думает, но я не уверена в этом. Ощущаю, как становлюсь влажной, откликаясь на его комплименты. Я хорошо помню его обнажённым. И мне любопытно, у меня одна приливы влаги не в то место? Почему нельзя потрогать его? Это же только любопытство. Чтобы не коситься на его пах, невежливо отворачиваюсь от него. Вместо поддержания разговора рассматриваю рассаживающихся людей, чувствуя на себе его тяжёлый взгляд. Скоро должны прийти родители. Мне же не свойственно флиртовать с партнерами отца, а уж тем более бросаться в кровать с первым встречным.

Начинается банкет. Выходят с речам губернатор, его приближённые и меценаты города. Среди них Танталов. Он давно не молод, лысоват, носит старомодные роговые очки. На вид ему хорошо под 60. Он, конечно, подтянут для своего возраста и совсем не выглядит дряхлым, но возраст ничем не скроешь. Так же как и властную манеру. У человека тяжелый взор, привычный утюжить окружающих подозрениями и недоверчивостью. Всё вместе складывается в образ опасного параноика в дорогом смокинге, притворяющегося хорошим.

Мы слушаем речи, дружно хлопаем. И меня снедает тревога от пустых мест родителей. Может, что-то произошло? Случилось? Они последнее время много ссорились. Почти все ссоры начинала мама. Неужели они и сейчас ругаются? Где-нибудь в машине или дома? Не верится, что они могут пропустить бал цветов. Приходится нетерпеливо ждать, пока пройдет официальная часть.

Как только она заканчивается, я срываюсь с места и выхожу за дверь банкетного зала в огромное мраморное фойе с широкой лестницей. Мимо меня спешат опоздавшие. На телефонные звонки никто не отвечает. Даже трубку не берут.

Спускаюсь вниз, в небольшой парк за зданием. Обычно в парке горожане устраивают пикники, играют с детьми на детской площадке или назначают свидания у фонтана. Сегодня он пуст и огорожен. Его преображение уникально. Зеленый лабиринт, где в каждом из восьми тупиков – клумба из цветов. В девять вечера еще светло, но парк уже подсвечен желтыми фонариками, потому что темнеет, отчего создается волшебное ощущение таинственности. Жара немного спала. Хорошо слышно журчание городского фонтана. Снова звоню родителям.

– Алиса?

За спиной Артем.

– Что-то случилось? – он спрашивает по-настоящему, в голосе слышна тревога.

– Родители задерживаются. Сказали, будут через полчаса, – я быстро гашу экран мобильного. – Проблемы с транспортом.