Из горла вырывается сухой кашель, он нещадно дерет кожу. Не знаю, сколько часов лежу в одном положении на продавленном матрасе, пока колени поджаты к груди, а взгляд устремлен на покрытую облупившейся зеленой краской стену. Я пытаюсь согреть себя любыми путями, но отсутствие теплой одежды и элементарно одеяла не дает этого сделать. Все, что я могу — растирать бледную кожу ледяными ладонями, чувствуя боль от побоев.

Пробивающийся солнечный свет подсказывает, что наступил следующий день, который не принесет мне ничего кроме очередных страданий и самобичевания. Где Миша, пришел ли он в себя? Как его самочувствие? Радует одно: вряд ли в этом доме несколько подвалов, а значит, брат где-то наверху в теплой комнате. Перед глазами до сих пор мерещится измученное и худощавое тело Миши. Бедная мама, она, наверное, места себе не находит!

Поспать мне толком не удается, что естественно при таких обстоятельствах. Страх, что Олег или его люди заявятся, чтобы, как было сказано, пустить меня по кругу, не дает покоя, заставляя то и дело вздрагивать от каждого шороха за дверью. Нет, я не из робкого десятка и постоять за себя могу, да и девиз «слабоумие и отвага» идеально характеризует меня, но тут дело дрянь. Я маленькая и хрупкая, плюс обессиленная, не смогу сопротивляться этим здоровым быкам, что захотят грязно надругаться надо мной...

В разгар самых страшных картин, возникающих в голове, как меня зверски насилует толпа местных бандитов, пространство заполняет скрежет металла, а следом дверь распахивается с характерным тяжелым звуком. На автомате приподнимаюсь, пытаясь принять сидячее положение, мысленно вся подбираюсь и обнимаю себя руками. Под ребрами давит, из-за чего безумно тяжело дышать, но я держусь достойно, не показывая свою боль.

Неужели снова галлюцинации?

В проеме виднеется невысокий парень с короткой стрижкой и легкой примесью восточной внешности, без особых опознавательных знаков, как у остальной своры Олега в виде татуировок, шрамов и косух.

— Вставай. — Не особо приветливый голос, что неудивительно, звучит сухо, в приказном тоне.

— Зачем? — И как бы меня ни пытались сломать, запугать, унижать и избивать, непоколебимый характер Сары не изменить. Собственный голос звучит по-прежнему стервозно и уверенно, хотя внутри творятся свистопляски нервной системы, которая вопит быть осторожнее: ведь эти мужчины совсем не Артем и церемониться со мной точно не будут. Хотя тот тоже не особо и старался.

— Не заставляй поднимать тебя силой, шевели, давай, поршнями! —глядя прямо перед собой, хмуро чеканит он, словно беседовать ему со мной неприятно и нет никакого желания.

Хочется послать мудака куда подальше, оскорбить всю свору, поставить на место, кинуться с кулаками, но все, что я делаю — только закрываю глаза, глубоко вдыхая и выдыхая через нос, чтобы успокоиться. «У них Миша, держи себя в руках, Сара!»

Именно поэтому я позволила себя избить, чтобы Багровский выпустил пар, отыгрался на мне, а не продолжал делать это на младшем брате. Я все стерплю, лишь бы больше волосок с его головы не упал. Сердце обливается кровью и больно щемит в груди от картины, до сих пор стоящей перед глазами, как братишка теряет сознание. Не смогу себе этого простить никогда.

Отталкиваюсь от стены и встаю сначала на коленки, а после, упираясь ладонями в матрас, поднимаюсь на ноги не без труда. Каждая гребаная косточка болит, а малейшие движения даются с неимоверным трудом и через силу. Спускаюсь на бетон высокими сапогами до колен, что жмут уже давно из-за отекшего тела.

— Куда? — спрашиваю, застыв как изваяние, когда мужчина коротко кивает в сторону двери и, развернувшись, идет первым, не дожидаясь меня. — Я задала вопрос! Или тебя тоже мой акцент не устраивает? — Хриплый голос звучит в воздухе слишком резко и нагло, когда я не слышу ответа на поставленный вопрос. Как бы я ни пыталась держать себя в руках, злость все больше берет контроль надо мной, урывками пробиваясь наружу.