– Нет, я лучше покалечусь, чем позволю тебе меня лапать. Ты не ответил на вопрос.

– Тебе бессмысленно что-то говорить. Я думал ты умнее, но, оказываться, дура, как и все объекты.

Объекты? Словно люди – игрушки, которыми можно играть. Можно ломать и крошить – все равно мы ничего не будем помнить.

– И что, защититься от вашего влияния невозможно? – вдруг спрашиваю я.

– Возможно, – Марк ехидно скалится. – Но я тебе эту тайну не открою.

Он, не сводя с меня глаз, лезет под мойку и вытягивает метлу.

Меня словно подменяют: я хватаюсь за подоконник и молниеносно прыгаю на него, позволяя осколкам врезаться в стопы еще глубже.

Красные капли размазываются по белому пластику: вот, где настоящий шедевр, а мои танцы – полная ерунда. Я хочу прыгнуть и делаю это, но зависаю в воздухе.

– Ты доигралась, – мужчина снимает меня с окна. Несет в комнату и там бросает на кровать.

Только сейчас боль от порезов начала накатывать шоком, сводя челюсть. Немеют пальцы. Подошву простреливает, и я чувствую, как стекает по пятке кровь на пол. Но я буду терпеть до последнего и не издам ни звука. Не позволю ему себя жалеть.

Вольный подготавливает бинты и перекись. Приседает возле меня и осторожно вытягивает осколки. Он тихо шепчет, золотистая нить сползает с его рук и обматывает ногу.

А мне хочется вцепиться ему в глотку и кричать-кричать-кричать…

– Пусти… – шиплю, как гюрза. Привстаю и одергиваюсь. – Не нужно меня лечить. Только зря потратишь силенки. Я потом все равно сбегу.

Марк ничего не отвечает, крепче зажимает стопу и тянет на себя, продолжая шептать.

– Я… сказала – отпусти! – вырываю ногу и перекатываюсь на другую сторону кровати. Сажусь и качаюсь из стороны в сторону. Бросаю взгляд на кровавый след под собой и понимаю, что наделала. Вою.

– Вика, остынь.

Вольный подходит ближе.

– Прочь! – не мой голос, чужой.

Марк какое-то время колеблется, затем все же приближается. Толкает меня. Я заваливаюсь, как мешок с мусором, на кровать. Вольный нависает надо мной, скользя горячим дыханием по губам. Жду прикосновения и вцепляюсь зубами в его плоть, хорошенько дергая.

– Вот ты… – брякает он, но не отступает. Наклоняется и целует влажными губами плечо. Капля его крови бежит по коже и стекает по спине.

Я кричу и царапаюсь. Марк зажимает мои руки над головой и рычит в лицо:

– Вика, прекрати!

Вижу, как из его глаз сыплются снежинки. Они прыгают мне на лицо. Хочу зажмуриться и не могу.

– Впусти и все сейчас же закончится! – разъяряется Вольный, прижимая руки до хруста. – Ты меня забудешь! Забудешь все, что я тебе причинил. Снова будешь танцевать, снова будешь счастлива. Только впусти… – последнее выдыхает шепотом.

– Не-е-ет! Я никогда не была счастлива и не буду. Я. Просто. Не. Хочу!

Марк чуть прижимает мое горло. По его острому подбородку ползет кровавая змейка, на губе пузырится рана.

– Можешь не хотеть. Твое право. Никто не забирает его у тебя. Но сейчас ты сама продлеваешь это мучение.

– И пусть! Ты не получишь от меня ни мысли, ни воспоминания, ни слова… Урод!

– Ошибаешься! – его глаза темнеют и небесно-голубой сменяется индиго. Наклоняется еще ниже. Слышу его запах до одурения волнующий меня. Пытаюсь закрыть веки, но они жгут так, что кажется туда воткнули цыганские иглы.

Холод проникает под кожу. Когда он достигает затылка я вздергиваюсь от судороги по всему телу. Вижу вспышки света, рывки, сменяющиеся кадры. Меня кидает и ломает. Хрустят кости. Кровь разлетается брызгами и заливает весь мир… Удар, затем еще один, и еще…

И наступает облегчение.

Вдох-выдох.

– Вот ты, сука! Да что ж тебе спокойно не живется? – слышу писклявый голос Марины где-то позади себя.