В пелене слез добираюсь до конца коридора. Передо мной дверь, наверное, ванная. Нет – кладовка. Еще одна дверь – кухня. Умываюсь под умывальником, и выпиваю стакан воды. Долго держу его в окаменевших пальцах и смотрю в водосток.

Марк не отступится от своего задания. Ему на меня плевать. Я должна быть сильной. Нельзя впускать в сердце человека, который хочет только попользоваться. Придется такой быть, иначе я сломаю крылья и больше никогда не смогу летать. Бабочке не выжить после объятий огня.

Давно ушла из парных танцев из-за таких же отношений. Влад выпячивал свою значимость и выбирал выигрышные для него танцы. Я шла – как дополнение. Однажды он не удержал меня, и я рухнула на паркет, чудом не сломав бердо. Получила тогда вывих лодыжки и месяц провалялась дома. А потом случайно узнала, что его в партнеры взяла известная танцовщица Лада Кренс, и я до сих пор подозреваю, что мое падение было неспроста. Но кому, что докажешь? Я просто решила дальше танцевать только соло, хотя иногда приходилось и в группе, но в паре – это был настоящий ужас. Я боялась таких постановок, как огня, и ни с кем не заключала подобных договоров.

– Медди, – от голоса Марка за спиной меня подбрасывает. Стакан выскальзывает из рук и падает на кафель. Звон, и тысяча осколков разлетаются вокруг босых ног.

– Уходи, прошу тебя, – выдавливаю сквозь зубы, а сама отворачиваюсь в окно.

– Не вынуждай меня, Виктория. Ты сама запутываешься в этой паутине. Давай просто побудем вместе несколько дней. Я прочитаю то, что прячется в твоей голове, а затем все верну назад: твою жизнь, родных, танцы…

– Я тебе не ве-рю!

Чувствую, что Марк подходит ближе. Машинально отодвигаюсь и наступаю на острые осколки. Они хрустят, как чипсы.

– Стой, глупая, порежешься, – он подходит ближе и тянется рукой.

– Не приближайся, – делаю еще несколько шагов. Стекло лопается и впивается в стопы, но я ничего не чувствую. Когда-то, в прошлой жизни, эти травмы были бы для меня слишком ужасными. Я бы верещала и ни за что добровольно не пошла бы по битому стеклу. А сейчас меня разрывает такая злость на свою судьбу, что просто не могу остановиться. Спляшу джайв на раскаленных углях и не заплачу. Жаль только этот танец не исполняется соло, но я все равно станцую. Спляшу последний раз на своем же костре.

Дальше окно: тупик. Уйти некуда. Марк не подходит. Глядит то на осколки, то на меня и скрипит зубами.

Секунда, две, три, а, кажется, проходит вечность. Я открываю окно и смотрю на высоковатый цоколь первого этажа. Можно прыгнуть. Хорошо бы еще удачно приземлиться.

– Крылова, не выдумывай, я тебе не позволю. Ты все равно не сбежишь, только покалечишься.

– Твоя дежурная медсестра меня полечит, – дерзко смотрю в его холодные глаза.

Сквозняк теребит мои волосы. Они лезут наперед и прикрывают часть лица.  

Марк стоит на входе, опираясь плечом в косяк. Он уверен, что я никуда не денусь. Да и стоит лишь опрокинуть стол, он сможет легко меня поймать.

– Она тоже не всесильна. Тем более, после того, как подлатала нас, ей еще долго восстанавливаться.

– Мне неинтересны эти подробности, – сажусь на подоконник, руки складываю на груди. – Скажи, авария тоже подстроена?

Вольный скользит взглядом по моему телу. Замечаю хищный блеск в его глазах. Затем он опускает глаза ниже, и я вижу замешательство.

– Вика, давай вытянем стекло? У тебя кровь идет, – он протягивает руку, а мне хочется вжаться в окно так, чтобы выпасть наружу и сломать себе шею. Чтобы он больше не прикасался ко мне. Никогда. Больнее всего то, что он мучил меня лаской и где-то внутри маленькие бабочки все еще бьются в стекло от его беспокойного вида. Может он не так плох, как мне кажется? О чем я думаю? Оправдываю палача?