Мария взяла свой стакан и выпила вино до дна.

Марк. Почему же Он не призвал на помощь Отца, а решил умереть на кресте?

Мать. Он был весь наоборот…

Марк. Я понял: Он верил, что люди станут другими после Голгофы. А скажите…

Мать. Теперь уходи!

Марк. Мы еще не закончили!

Мать. Уходи…

Марк. Как вы думаете, Иисус бы меня простил?

Мать. Он тебя уже простил. Уходи…

Марк. Все-все, ухожу!

Марк выключил диктофон, положил его в сумку и пошел. Перед выходом оглянулся.

Марк. Благодарю вас, что согласились…

Мария перебила его.

Мать. Да, иди уже ты!

Марк вышел.

Сцена 18

Мать встала, подошла к чану, опять намылила рубашку чёрным мылом и продолжила отстирывать кровь. Потрёт-потрет, поднимет рубашку, посмотрит и опять начинает тереть.

Мать бормочет. Я хочу ее отстирать! И я ее отстираю! Я тебя отстираю, ты слышишь! Я тебя отстираю!

В дом вошла довольная Сара с половиной лепешки.

Сара. Ба, извини, пока шла, пол лепехи сжевала.

Мать. Ну, сжевала и сжевала. Во благо!

Сара. А Марк уже ушел?

Мать. Ушел.

Сара. И меня не дождался?

Сара села на табурет.

Мать. Зачем ты ему?

Сара. А как же Рим, учеба…

Мать. Мы с тобой об этом еще не поговорили.

Сара. Ба, милая моя, родная, так давай, поговорим.

Мать. Не торопись. Немного подрасти, а потом езжай.

Сара. Я уже взрослая!

Мать. Взрослая, не спорю, но ехать одной в такую даль… Это, в конце концов, опасно.

Сара. Ничего со мной не случится, я знаю. Я верю в это!

Мать. Ну, веришь и верь дальше. Твое право.

Сара. Я верю!

Мать. Вот мать приедет, с ней и договаривайся.

Сара. Ну, и договорюсь, не сомневайся!

Мать. Упертая! Вся в отца! Вот и он тоже верил, а чем все закончилось?

Пауза. Сара отламывает кусок от лепешки и жует.

Сара. Ба, а почему люди почитают Иисуса, если его учение не спасло мир?

Мать. Вот ты вопросики задаешь!

Мария положила рубаху в чан, вытерла руки о подол.

Мать. Ну, потому что в его жизни, в его учении есть то, что дает надежду и силу, это – любовь, прощение и самопожертвование. Но все, к чему Он призывал, оказалось никому не нужным.

Сара. Почему?

Мать. Люди любят казаться добрыми. Это вызывает уважение к себе. Но на самом деле им ни добра, ни любви не нужно. Они лицемерны по своей природе. Они обожают ссорить, стравливать, интриговать, науськивать друг на друга, устраивать кровавые разборки, жульничать, врать. И совсем забывают, для чего живут. Даже не догадываются, что пришли на эту землю с одной целью – обрести счастье.

Сара. А я вот хочу быть счастливой!

Мать. Не только ты, все хотят быть счастливыми. Но хотеть и быть – это две разные вещи. Человек как будто обмотан паутиной: все вроде бы на месте – ручки, ножки, голова… А внутри – пусто. Чтобы стать по-настоящему счастливым, нужно много работать. Над собой. А это – трудно. Очень трудно. Потому что наш мир – как чёрная дыра: поглощает все духовное.

Сара. Значит, все бессмысленно?

Мать. Нет, нет, что ты! Добро обязательно победит.

Сара. Только когда это случится?

Мать. Не думай об этом. Лучше сходи погуляй с Мироном.

Сара. Ба, ты у меня лучшая!

Сара обняла Марию, поцеловала.

Сара. Я возьму лепешку?

Мать. Да, бери, чего уж.

Сара взяла лепешку со стола и убежала.

Сцена 19

Мария подошла к окну.

Мать. Сыночка, родной мой, услышь меня! Я устала, я очень устала, даже Сара не спасает. Душа моя словно окаменела, и я уже никогда не смогу почувствовать даже подобия радости. Каждый день я просыпаюсь – и сил нет поднять руки, я лежу, свернувшись, как младенец в утробе, и понимаю, что я во всем виновата. Это я виновата – нельзя мне было отдавать тебя на крест, лучше бы сама пошла вместо тебя. И эта мысль сверлит и сверлит меня постоянно, не даёт покоя. Я ложусь в кровать, как в гроб, закрываю глаза и вижу тебя, и прошу тебя: прости меня, обними меня, забери меня. Я ругаю себя, подбадриваю, заставляю встать и идти – готовлю, ем, стираю, убираю, опять готовлю, опять ем, опять убираю. Новый день похож на предыдущий, и каждый божий день я вспоминаю тебя! Иногда даже слышу тебя, и тогда жизнь становится чуточку нежнее – ты приходишь и разговариваешь со мной, и я тебе что-то отвечаю. Не вижу тебя, только голос твой слышу, а потом оглянусь – а тебя уже и нет, только занавески колышутся. И тогда такая тоска на меня наваливается, так начинает грызть, что дышать невозможно! Я задыхаюсь без тебя! Забери же ты меня отсюда, прошу тебя! Сил уже нет больше терпеть, как я по тебе соскучилась, родной ты мой! Как же я по тебе соскучилась! Как соскучилась!