По словам черкесского общественного деятеля XX века Пшемахо Коцева, советская коллективизация и продовольственные ограничения привели к катастрофическому сокращению поголовья лошадей на Северном Кавказе, а с ними и к отмиранию всаднической традиции. Это была уже вторая волна сокращений. Первая, по словам польского наёмника и исследователя Теофила Лапинского, случилась на последних стадиях Кавказской войны с активизацией боевых действий. Однако и после 1930 года в хозяйствах Кабардино-Балкарии и Карачаево-Черкесии продолжали действовать мощные коннозаводческие фермы, которые отчасти сохранили некоторые традиции. Например, зимой 1935 года всадники на кабардинских лошадях совершили горный переход в 3 000 километров вокруг Кавказского хребта.

Сегодня возрождение культуры наездников носит очень ограниченный характер. Лошадь стала скорее роскошью, чем средством передвижения, и содержание её могут позволить себе лишь очень обеспеченные люди, каких на бедном Северном Кавказе немного. Периодически такие владельцы собираются и проводят конные переходы, как правило, с равнины, через горы, к морю. Такие мероприятия, обставленные традиционными праздничными элементами, стали частью культурного этнотуризма в регионе.

Ещё один важный фактор устройства набеговой системы заключается в том, что для князей и уорков считалось позорным заниматься крупной торговлей и духовными делами, быть трусливым, скупым или жадным. Обычно торговые и духовные стороны жизни брали на себя крестьянские старшины или просто свободные крестьяне, армянские, еврейские и турецкие торговцы, эфенди. Но духовные лица всё равно вступали в ряды всадников, когда поход касался борьбы с неверными. Они надевали белую чалму и ездили на лошадях игреневой масти, а на последних этапах Кавказской войны и вовсе могли вести за собой всадников. Духовное дело интересовало знать лишь с точки зрения взаимоотношений с Османской империей, остальное воспринималось как трусость, как и жизнь в укреплённых домах, что привело к отсутствию сколь-либо основательных сооружений у черкесов. Сакля часто строилась из веток и камыша так, чтобы её не жалко было покинуть и сжечь в случае подхода врага. Исключением были дома богатых убыхских и абазинских владельцев на Мзымте и в верховьях рек Сочи и Шахе, построенные капитально из дерева или камня под мощным культурным воздействием Османской империи. В обычной сакле было два входа: для поддержания традиции избегания, проветривания против болезней и чтобы беззащитные жители аула могли быстро уйти через чёрный ход. Черкесские всадники презирали службу во внутреннем пространстве. Потому провалился турецкий план найма на службу в гарнизон в Суджук-кале (ныне Новороссийск) черкесских уорков. Они попросту уходили из крепости. Отношение черкесов к богатым каменным домам хорошо показано в истории, случившейся в Екатеринодаре в 1900 году. Тогда два брата из богатейшего семейства черкесских армян Богарсуковых построили великолепный дом-дворец для патриарха семьи Никиты Богарсукова. Ныне в нём находится Историко-археологический музей-заповедник имени Фелицына. На открытие дома Никита пригласил черкесских кунаков, в том числе некоего Хакуя из бжедугской черкесской верхушки. Выходцы из рода Хакуев являлись почётными держателями походного флага своего народа в черченеевском колене бжедугского черкесского общества. Во время экскурсии по дому Хакуй с сарказмом спросил Никиту Богарсукова, имевшего черкесское имя Меджлыш, о том, где находится в доме комната без окон, где хозяин мог бы спрятаться от смерти. Ибо будет очень обидно потерять такую красоту, которую он тут себе настроил. Никита Богарсуков отшутился, что такого инженера мир ещё не родил, и предпочёл больше не устраивать таких экскурсий. С точки зрения этикета, это был серьёзный укол.