Когда же обмен именами почивших по зиме был закончен, без предисловий, внезапно, собравшихся холодной водой окатило бесчестие. Сидевшие взялись за сердитое перешептывание. Вот тот шум за спиной, похоже, больше заботил старика, чем нежеланное объяснение с соседями.

– Да и почто знать, может, и не наши-то люди набедокурили? – Вождь озерных взял оскорбительно-нагловатый тон, приложив к словам высокомерный взгляд.

Тайгета сделала два шага, сравнялась с Танаис. Встав на правое колено – знак уважения к собранию – быстро распустила узлы на объемистом мешке. Из мешка выкатились две головы. Мертвые глаза неподвижно уставились в сапоги вождя.

– Достопочтимый Гнур, правитель Озерного края… – начала было Танаис.

– Подними, – резко скомандовал первый озерных стражнику. Верзила поднял головы за длинные в запекшейся крови волосы. – Продолжай, достопочтимая жрица.

– …Обрати взор на их лица. Вот те бандиты, убившие послов савроматов. Один из них назвался твоим конюхом.

Перешептывание превратилось в гул. Грозовой гул. Вождь подался вперед на кресле, потертая шкура тигра, покрывавшая ноги, сползла на траву.

– Одежда убитых послов, что надета на людях вашего племени.

Рубахи, штаны и камзолы стопкой выложены в траву. Гул позади вождя стал сходствовать с шумной горной рекой.

– Уж не хочешь ли ты и меня обвинить в их грехе? – взгляд возмущенного старца, переполненный злобой, смутил бы кого угодно. Да только верховная жрица, похоже, не из робкого десятка. Девушка бросила улыбку на притихших в окружении вождя мужей озерного края и продолжила:

– Почтенный Гнур, то был их грех. Не об них, мертвых, наш разговор.

Вождь Гнур застыл, как от удара плетью, пригнувшись в кресле. Явно не готов был к такому повороту дипломатической беседы с посланниками. Резкий переход от принятых по канонам приветственных новостей к серьезным обвинениям застал старика врасплох.

– …Под пытками все тот же конюх о многом поведал. Подслушал тайный разговор со друзьями…

Обмен заурядными новостями с соседями стремительно обретал очертания черной грозовой тучи. Туча накрывала вождя тьмой. День сгущался в красках гнева. Лица знатного собрания багровели. Только не понять – от стыда или от осознания разбитой в щепы дружбы родственных степных племен. Танаис спокойным голосом, глядя прямо в глаза лютому старику, разменивала холодные слова:

– …Не отдадите в поход отряд лишь потому, что хотите войны с нами. Мор же, три года как случившийся, тот самый, которым и прикрываешься ты как причиной, – не причина…

Сидевшие вскочили с криками протеста. Кто поднял руки к небу, кто бил в грудь кулаками. Занявшие невыгодные места вдали, вскочив вместе со всеми, в недоумении переспрашивали, теребя за плечи впереди стоявших. Танаис подняла силу голоса и в гневе продолжала:

– Как только наш отряд уйдет к Алтаю – вы нападете. Подло. По ночи, на нас. Так было задумано тобой, достопочтенный Гнур?

Гнур медленно встал. Взял посох вождя. Поднял высоко над головой символ власти. Темного дерева, резьбой покрытый орнамент на посохе – борющиеся тигр с оленем. Сделал шаг в сторону. Послы племени золотых рек оказались по правую сторону, бурно протестующие соплеменники – по левую. Гнур призвал к тишине.

– Да, было задумано. Что уж отпираться. Старейшинами уложили быть такой войне… – Гнуру не суждено закончить речь.

– Ты совсем спятил, старик? – Резкий, с хрипотцой окрик в накаленной тишине привел в движение возбужденное племя. Брань, в поругании возраста вождя, не знала пределов. Гул возмущения, в сотнях голосов, заглушил речь высушенного старца. Ропот гнева соплеменников ошеломил вконец Гнура. Часто моргая, старик растерянно молчал. Он, похоже, ожидал немой поддержки, но никак не бунта. Медленно попятился.