Наконец, с двенадцати до пятнадцати лет воспитанники тренировались вести самостоятельную жизнь в Метавселенной, тогда как до этого возраста их контролировали специальные обучающие нейросети. Граждане мегагорода не знали своих матерей и отцов, родителей им заменял Инкубатор. Мальчики и девочки воспитывались отдельно, во избежание эксцессов, обычных при достижении полового созревания. Впрочем, эксцессы были возможны и в однополых группах, но контроль гормонального развития, проводимый бдительными нейросетями, быстро купировал конфликты.

Когда Шону исполнилось пятнадцать, он, как и его сверстники, был переведен из общих помещений Инкубатора в индивидуальную жилую ячейку. Никаких торжеств по этому поводу не устраивалось. Даже самого перемещения Шон не помнил. Он просто заснул на своем матрасе в общей спальне, а проснулся в выделенной ему ячейке, большую часть которой занимал саркофаг нейрокапсулы, приветливо подмигивающей голубыми огоньками на панели внешнего контроля. Оставшееся место было отдано лежаку, прикрепленному к стене небольшому столу и вращающемуся табурету перед ним. Справа от стола располагалась приемная камера продуктопровода, а под ним – лючок утилизатора. Слева – санитарный блок, включающий душевую и туалетную кабинки. Окон не было, ведь со всех сторон ячейку Шона окружали другие жилые ячейки. Но вот дверь присутствовала, и в первый же день самостоятельной жизни парень попытался ее открыть. Тщетно. Она оказалась намертво заблокированной.

Впрочем, одно окно, оно же дверь, в этом обиталище имелось. Стоит Шону открыть саркофаг и удобно устроиться на его выстланном специальным губчатым материалом ложе, как все окна и двери Метавселенной раскроются настежь. Он сможет не просто увидеть, а ощутить, как пахнут морской бриз, бутон розы, нежная кожа красавицы, услышать посвист ветра в снастях каравеллы и звон смертоносной стали в руках отважных пиратов. Он увидит восход двух лун над каменистыми пустошами планеты. Содрогнется от рева доисторических чудищ в густых и влажных лесах мезозоя. И еще многое, многое и многое другое станет ему доступным.

Шон прекрасно об этом знал. Ведь обучающие нейросети с помощью своих бесчисленных виртуальных аватарок – веселых клоунов, милых котят, смешных зайчиков и так далее – на протяжении всего детства внушали питомцам Инкубатора, что истинное их предназначение – это увлекательная и беззаботная виртуальная жизнь в Метавселенной, которая, благодаря пользователям, непрерывно совершенствуется. И большинство соучеников Шона охотно соглашались с этим.

И в самом деле! Ты либо влачишь унылое растительное существование в крохотной тесной жилой ячейке, либо путешествуешь, сражаешься, влюбляешься, создаешь гениальные шедевры архитектуры, живописи, музыки, литературы, открываешь новые миры, погружаешься в глубины океана или таинственные подземные страны, летишь к звездам, путешествуешь в прошлое и будущее, и все это – не покидая уютного нутра нейрокапсулы. О чем тут думать, если выбор совершенно очевиден?!

И все же Шон думал. У него не хватало слов, чтобы объяснить свои сомнения, но казалось странным, что человек рождается лишь для того, чтобы все самое важное в жизни – любовь, творчество, борьбу – испытывать не в реальном, а в виртуальном мире. Для чего же тогда рождаться? Ему катастрофически не хватало знаний, чтобы объяснить это для себя самого. Ведь в Инкубаторе его почти ничему не учили. Кроме взаимодействия с интерфейсом нейрокапсулы, знакомили с инфраструктурой Нейро-сити, да и то в основном в масштабе индивидуальной жилой ячейки. Ни географии, ни истории, ни математики.