– И помогаете – главное работа, наши пациенты, а с этой гидрой я как-нибудь сам справлюсь, – он проверил документы и отправил отчет по системе. Сегодня искусственный мозг был к нему благосклонен, и отчет принял с первого клика. – Что случилось, Евгения Николаевна?

– Пришла мать Маргариты Смирновой. Она ждет заведующего для разговора. Со мной разговаривать отказалась: «Я с вами разговаривать не буду! У вас не тот уровень». Вот так, дословно. В первый раз таких людей вижу, хотя вы меня предупреждали, а я надеялась, что никогда не встречу. Знаете, она такая равнодушная и жестокая. Вот честно, прямо льется из нее это, как грязь. Я с трудом сдержалась, чтобы не ответить, все хотела спросить, почему она только сегодня пришла, ее же еще в выходные оповестили, передали все контакты. Я сама передала, по телефону она совсем другая, а в живую просто монстр!

– Как я и ожидал – типичная психопатка. Придется ей до лета сидеть, пока заведующего не назначат, – хмыкнул он.

– А почему вас не хотят назначить? Вы и так всю работу выполняете, пациенты вас любят, коллектив уважает и любит.

– Нет, меня нельзя: не лоялен, дерзок, политически безграмотен. Моральные качества тоже не годятся, у заведующего должны быть скелеты в шкафу, чтобы он гнулся в нужную сторону.

– То есть потому, что вы хороший человек, вам нельзя быть руководителем? Надо типа нашей Ольги Васильевны, так что ли? – Евгения возмущенно вздернула веснушчатый нос. – Она же людей не любит, каменная и безразличная. Ей бы всех в овощей превратить!

– Ну-ну, не надо переходить на общественный нарратив. Никто и никого в овощей не превращает. Ольга Васильевна хороший врач, и она не всегда была такой. Она старше меня, и я помню, какой она была. Когда-то и тебе придется выстроить стену и запереться наглухо, как и всем нам. Иначе ты не выдержишь и попадешь в свое же отделение. Ольга Васильевна достаточно пострадала, чтобы так ужесточиться, и в чем-то она права, но не всегда, – он взял ее ладони и мягко сжал, смотря прямо в глаза.

– Вот только не говорите, что и вы заперлись в замке, – буркнула она, слегка покраснев. Если бы он сейчас ее поцеловал, она бы не была против.

– У меня скорее дамба, которая слегка подтекает, – пошутил он и встал, – надо поговорить с этой гражданкой.

– Курбатова Галина Алексеевна, – напомнила Евгения, поправляя на нем галстук.

Он сделал очень строгое лицо, как положено начальству, и они вышли.

– Кто вы? – высокая и болезненно худая женщина шестидесяти лет смерила Максима Сергеевича недовольным взглядом.

– Царев Максим Сергеевич. Я заместитель заведующего стационаром. Антонова Евгения Николаевна, лечащий врач вашей дочери Смирновой Маргариты Евгеньевны.

Женщина поморщилась, разглядывая их с ног до головы. Особенно ее лицо исказилось, когда он назвал фамилию ее дочери.

– Я уже сказала вашей девчонке, что буду разговаривать только с заведующим! – почти крикнула она на Максима Сергеевича.

– Тогда вам придется подождать. На данный момент я исполняю обязанности заведующего отделением, поэтому либо вы говорите со мной, либо запишитесь на прием к главврачу.

– Они послали меня сюда, – недовольно проворчала женщина. – И что натворила моя дочь? Почему ее заперли в психушку?

– Во-первых, давайте называть людей по именам, – он отодвинул стул и посадил Евгению Николаевну, покрасневшую от возмущения. Сев рядом, он долго смотрел на женщину, ожидая от нее ответа.

– Итак, Галина Алексеевна, что вы хотели узнать?

– Я бы хотела узнать, почему моя дочь Маргарита находится у вас. Будьте так любезны, – издевательским тоном ответила она, холодным взглядом смотря ему прямо в глаза. Евгению Николаевну она непросто игнорировала, а не видела, словно ее нет или она стул.