– Возможно, что наша Рита так и сделала. Это видно по Галине Алексеевне, она никак не может ей этого простить. Как Рита поела?

– С трудом, только суп. Марина Игоревна кормит ее с ложечки, как ребенка. Если давить, то ее рвет, пока задыхаться не начинает. Это не булимический синдром, похоже, но мне кажется, что не он. По-моему, она хочет что-то выплюнуть, вырвать из себя. Хорошо, что больше не пыталась рвать волосы и расцарапывать кожу. Марина Игоревна до мяса отстригла ногти и побрила с Мишей. Она его слушается, но не боится. Просто с ним как-то спокойнее, как и с вами. Она ждет вас, я видела по ее глазам, но говорить она не хочет. Я по ночам спать перестала, все о ней думаю и плачу.

– А вот это зря. Я тебе выпишу рецепт, сама за собой последи, чтобы не довести, хорошо?

– Не надо, я пока справляюсь. Честно-честно, – она с улыбкой посмотрела на него, такая маленькая и доверчивая, будто бы не было стольких лет учебы и трех лет самостоятельной практики после ординатуры.

– Хорошо, но я слежу за тобой, – он показал двумя пальцами на свои глаза и ткнул в нее пальцем, сделав очень строгое лицо.

– А я за вами, – Евгения повторила жест, встав к нему лицом к лицу. – Спасибо.

«Привет-привет!

Сдаю отчет: психотерапевта посещаю, даже начала с ним спорить. Он такой забавный, похож на дедушку Оли, моей школьной подруги. Наверное, поэтому я его и выбрала. Хороший дядька, вменяемый.

Вот вспомнила об Оле. Интересно, а где она, что с ней? Но не так интересно, чтобы я стала выяснять. Мне вообще ничего неинтересно, вот вообще ни-че-го! Унылая и серая я личность, никчемыш городской обыкновенный. Маме бы понравилось, она до такого определения пока не додумалась, все старые термины использует типа шлюха, дура, дрянь. Э, что там еще? А! Сука! Вот, я сука! А что, вся в мать».

Встает и что-то режет ножом. Просит Алису включить Моя Мишель «Давай расстанемся», подпевает и продолжает резать.

«Я тут салат решила сделать, надоели наггетсы, надо же о фигуре подумать, лето скоро. Вот только на хрен она мне нужна, эта фигура. Я вчера съела полкило мороженого, а утром все вышло, ничего не отложилось. Как-то еда в меня входит и выходит, а толку ноль».

Перемешивает и жует, громко чавкая. Смеется и подпевает: «Давай расстанемся, давай расстанемся…».

Тарелка стукается об стол, она накладывает салат и громко хрустит. Продолжает говорить с набитым ртом: «Веду себя, как свинья. Так классно, никто ничего не указывает, не надо ни перед кем выпендриваться, строить из себя леди. А я не леди, вот вообще ни капельки не леди – я королева!».

Наливает в стакан и долго перчит, с рычанием крутя мельницу.

«Ходила в воскресенье погулять. Сначала на концерт, не помню что играли, но красиво. Мамочка так и не смогла сделать из меня музыкантшу, но музыку люблю. Ха, у мамы до сих пор стоит дома мое пианино. Мы его использовали как барную стойку, вполне удобно.

А еще я поперлась в Авиапарк. Захотелось шмотки купить, но так все скучно. Я же говорю – мне ничего неинтересно. Мой мозгоправ считает, что это из-за войны, что я так отгораживаюсь от реальности. Может быть и так, но мне на это плевать».

Играет Дорогой дневник «Этажи». Она подпевает припев, начиная всхлипывать.

«Алиса! Выключи! Не могу больше это слушать, реветь хочется!

А, вот что еще. Сижу я на фуд-корте, блинами объедаюсь, самой готовить лень, как подумаю, что потом надо мыть, а еще жарить, у плиты стоять. Бе-е! Короче, дорогой мой дневничок, я там Ромку встретила. Мы с ним года два назад, или три? Черт, забыла уже. Неважно, короче типа встречались, а по сути, только и трахались то у меня, то у него, когда мамуля на даче была. Двадцать семь лет парню, а он с мамочкой живет. Хотя так ничего, смазливенький, сладенький такой, а вот пиписька коротковата. Нет, я не жалуюсь, и такой была рада!»