– Понятно. Ты, Михаил Потапыч, себя не казни. Иди чай попей, а мы тут сами справимся.

– Хорошо, если что, зовите, помогу, – он с жалостью посмотрел на голую женщину на столе и покачал головой. – Молодая, а так угораздило.

– Не переживай. Иди, проведай Евгению Николаевну. Ее Марина отпаивает, – Максим Сергеевич пожал лапу Михаилу.

– И еще, Максим Сергеевич. Ладно, я справлюсь со всеми, но что с другими сменами, когда людей наймут, а то один врач, и один санитар – как бы трагедии не случилось.

– Жду согласования, так быстро не решается, сам знаешь.

– Знаю, – Миша выругался и ушел, бесшумно прикрыв дверь.

– Что будем делать? – Катя с тревогой посмотрела на него.

– Пока уколем, потом надо будет разжать. Сами справимся, как думаешь?

– Справимся, – Катя повела атлетическими плечами, недаром кмс, средне тяж. Сделав четыре укола, он выждал, пока в глазах женщины проявится сознание. Он понимал, что она ничего сейчас не понимает, и если действовать слишком быстро и жестоко, то можно ввести в более глубокий ступор. Миша был прав, дежурная бы не церемонилась – заколола бы и на дыбу, чтобы члены распрямить, а потом к кровати привязать, подарок дневной смене.

– Попробуем, – он деликатно дотронулся до женщины. – Маргарита Евгеньевна, Рита, не бойтесь. Вы в безопасности, вы в больнице. Нам придется сделать вам немного больно, но это для вашей пользы. Вас нужно разжать. Помогите нам, пожалуйста.

Катя приготовилась, она первая заметила, что женщина на столе едва заметно кивнула, точнее попыталась, медленно заморгав. И ей было больно, мышцы, еще не отошедшие от безумного сигнала, ударили по нервным окончаниям, но ни единого вздоха не вырвалось из ее груди.

– А теперь я вас помою. Если будет слишком холодно, то потерпите – это спирт, он всегда холодит, – Катя погладила ее по голове и принялась мыть.

Максим Сергеевич осматривал раны и синяки, мысленно делая записи в карте. Все это он внесет в отчет, незачем тревожить пациента скрипом ручки или щелканьем клавиш, не товар на склад принимает.

Когда Катя закончила, он помог ей одеть пациентку и проводил каталку до карантина. У самой двери женщина схватила его за руку и долго смотрела в глаза.

– Все будет хорошо. Мы поговорим с вами завтра, а сейчас вы уснете.

Направляясь в «дежурку», он ругал себя, что опять не сдержался. Но что толку ругаться, если по-другому не мог. Участковый рассказал про квартиру, что все потолки были содраны и сложены кучей на кухне. Ее она и подпалила, хорошо, что не разгорелось, дым только повалил. Ее нашли соседи сверху, они дружат, но без близости, не вторгаясь в личную жизнь друг друга. Собственно они не знали, что с ней произошло. Знали только, что должна была потерять работу, так как компания закрывала бизнес в России. И все, остальное как у всех: неудавшаяся личная жизнь, замужем не была, детей нет. Хорошая, немного резкая, готова спорить, нетрусливая. Максим Сергеевич слушал и думал: «Кто же тебя так поломал, душу выпотрошил и осквернил».

«Привет, Рита!

А это снова я, то есть ты. Ха-ха, вот только не смешно совсем. Ладно, поною себе о себе.

Короче меня сокращают, уже и приказ пришел. С января все свободны. Приятно, что весь отдел на фиг, на улицу. Останутся только из бухгалтерии и финик, нам же суды надо закрывать.

На самом деле я не расстроена. Устала от давления и безделья, всю работу сделала. Рассказала подруге – она не поняла. А я так не могу, если пришла на работу, то дайте работу. Меня никто не понимает, кому не расскажи. Антон так вообще ржал, скотина. И почему я его еще не выгнала? Надоел, только трахаться хочет».