– За доктором надо послать, – быстро отреагировала Наталья, выходя из комнаты и спускаясь вниз. Отправив Михаила, она назад подниматься не стала, уж слишком мерзким был запах в той комнате.

Доктор, живущий на этой же улице, пришел через четверть часа и лишь констатировал смерть, вызванную отравлением. Он виновато улыбнулся, вот, дескать, пораньше бы, тогда можно было промыть желудок, и, если на то была Господня воля, могли бы спасти. А так, – он безвольно развел руками и написал заключение о смерти, предупредив, что обязан сообщить о смерти из-за отравления в участок.

На службу Степан эти дни не ходил. Был занят подготовкой к похоронам, а потом их проведением. Приходил пристав, допросил всех обитателей дома, особенно пристрастно Машу, поскольку она и собирала, и готовила грибы, но та так искренне была огорчена и напугана, что он оставил ее в покое. В той же манере он попытался допросить и Наталью, поскольку и она была причастна, но был вынужден отступить под напором ее аргументов, эрудиции и интеллекта. То, что ядовитый гриб достался именно Евдокии Ивановне, чистая случайность. Ели их все, в том числе и прислуга. Допрос перешел в приватную беседу, и пристав не нашел причин, из-за которых Наталья могла отравить свою хозяйку. Состава преступления не было выявлено, смерть наступила вследствие непреднамеренного употребления в пищу ядовитых грибов, и дело, так и не начавшись, было закрыто. В положенное время рабу Божью Евдокию отпели в местной церквушке и похоронили рядом с мужем. На поминальном обеде народу было мало, в основном старушки, соседки по улице. Родни у них не было, подруг уже растеряла, осталась одна-единственная. На девять дней пришлось для людности пригласить монашек, но потом и сами были не рады. Их застолье было сродни пьяному. Только страсти разжигал не алкоголь, а пение. После каждой пропетой христианской песни или молитвы они входили все в больший раж, а аппетит их с каждым съеденным куском все увеличивался. Наталья с Марией едва поспевали наполнять моментально пустеющие тарелки. Наконец Наталье это надоело.

– Все, Маша, хватит. Мы все равно не набьем их ненасытные утробы. Убирай все со стола, ставим на стол булочки и кисель. Пора и честь знать.

– Так ведь обидятся. Неловко как-то, люди-то Божьи.

– Ничего, и Божьи должны меру знать. Мы с тобой, не Божьи что ли?

– Так они по-другому…

– Делай, что говорю, – рассердилась Наталья, и Мария покорно принялась забирать тарелки с остатками еды прямо из-под рук монашек. Вопреки опасениям Марии, они восприняли это как должное. Может, они и ели так много потому, что тарелки не пустели, а обижать отказом хозяев они не хотели. Во всяком случае, они с не меньшим аппетитом съели булочки, выпили кисель, дружно поднялись, словно по команде, коротко помолились и удалились, не благодаря за угощение и не прощаясь. На сорок дней Наталья попросила Степана не приглашать их. Помянут сами, и будет. Со смертью хозяйки ничего в раскладе жизни не изменилось. Только время могло внести свои коррективы, оставалось отдаться его течению и ждать.

Время отсчитало три года со дня смерти Евдокии Ивановны. Наталья продолжала жить в когда-то принадлежавшем покойной доме, но уже в качестве хозяйки. Процесс перехода из одного качества в другое, более значимое, прошел легко и безболезненно. Через три месяца после смерти хозяйки она поздним вечером вошла в комнату Степана, разделась и легла к нему в постель. Ее девственность не позволила тому судить о ней худо. Он искренне воспринял это как проявление чувств и подарок судьбы. Их нечастые тайные встречи продолжались в течение года, а потом они обвенчались. Свадьбы как таковой не было. Из деревни она никого приглашать не стала, стыдясь лапотников, в городе у нее из родных была только сестра. Ее она и пригласила с мужем. Были еще две ее подруги да несколько офицеров, товарищей Степана. Наталье, как всякой женщине, хотелось шумной и людной свадьбы, чтобы блистать на ней нарядами и красотой, ловить на себе восхищенные взгляды мужчин и завистливые – женщин. Но ничего этого не было, и причин тому было масса. Во-первых, жених – инвалид. С ним много не покрасуешься. Во-вторых, он офицер, а она крестьянка. И в-третьих, и этот пункт перекрыл оба первых, кроме дома, покойная оставила в наследство сумму, которой едва хватило на похороны. Мечты о богатой жизни с балами и зваными ужинами так и остались мечтами. Теперь она тщетно искала выход из создавшегося положения, которое и создала сама. Она в мыслях перебирала десятки способов разбогатеть: от торговли в собственной лавке, что претило ее самолюбию, до разбоя на большой дороге, что его тешило. Будь она мужиком, без всяких сомнений отправилась бы мыть золото. Так и прошли три года в тщетных потугах найти способ разбогатеть. Со Степаном она своим недовольством и мечтами не делилась. Он был существом приземленным, его не манили никакие перспективы. Его устраивало его положение, позволяющее держать прислугу из двух человек и вполне прилично питаться. Дальше этого его запросы не уходили. Он все еще носил свои армейские мундиры, сняв с них погоны. Носил бы и сапоги, подбивая их в сотый раз, если бы ноги были здоровы.