– Да, учитель.
Вздохнув, Мори махнул головой. Потирая виски, он надеялся услышать иной ответ, но теперь и не знал, как должен правильно поступить. Ему нужно было сказать слишком много, но запреты и обязательства оставляли мощный след на душе и жизненной энергии. Сохэй аккурат погладил Итами по голове, слегка растрепав её волосы. Смущенно улыбнувшись, Оммёдо ощутила себя маленький девочкой, которая ни на шаг не отходила от своего Сохэя. Он стал тем, кто поднял на ноги, научил говорить и кушать, однако, самое главное – знания. Древние, таинственные. Такие, которые юные Оммёдо, посещающие занятие, не могли понять. В Итами было что—то странное, способное достучаться до дремлющей истины, которая пробудила силы. Подчинять талисманы Итами начала в пять лет, а призывать шикигами в десять. И именно тогда Мори осознал и принял, что не должен даже думать о том, что это дитя пропадет.
– Послушай, Итами. Рано или поздно мне придется уйти.
– Господин Мори, вы решили поговорить со мной о том, что жизнь смертного способна оборваться в любой миг?
Тихо смеясь, Сохэй приобнял Итами и прижал к плечу. Он дорожил этим дитя, как некогда не смог другим. Возможно, именно это сподвигло Мори обучать Итами всему, что умела когда—то Айко.
– Нет, ты уже достаточно взрослая для такого. Я не об этом. Совсем скоро меня не будет рядом и тебе придется сражаться в одиночку. Да, это нестерпимо сложно и больно, когда от необъятного чувства одиночества хочется закрыться в храме медитации, не выходя оттуда. Но, пойми, Итами. Внутренний свет – это то, что способен воспитать в себе каждый. И не важно, насколько шаткой оказалась душа: пала ли она в лапы демонов, сбившись с пути в тягостном грехе или опыта в освященных водах. Главное – разделить тяготы и невзгоды с тем, кто станет достаточно близок, чтобы поддержать и понять.
– Вы согласны с этим?
Подняв мизинец, Итами ойкнула, когда ощутила, как сильно сжали плечо. Понимая, что шутка не очень удачная, смертная улыбнулась и кивнула. Она понимала, о чем говорил учитель, но не стремилась в поисках такого подле себя. Всегда было проще сражаться в одиночку, когда рядом нет той души, которую отчаянно необходимо оберегать. И даже этот случайный союз подтвердил её выводы: демонов не изменить, а смертный может быть настолько нечист, что предаст тебя при малейшей возможности. Итами не поняла, почему вдруг вспомнила теплое чувство, когда пред ней всплывала широко разинутая пасть, а рядом была рука лиса, протянутая к ней в сторону.
– Что меня ждет дальше? Отчего именно я услышала этот зов?
– Моя дорогая, поверь, если бы я мог рассказать тебе все.
– Господин Мори, вы вновь говорите загадками. Прошу, не стоит. С самого детства я слышу одно и то же: потерпи, Итами, совсем скоро завеса падет; нет, Итами, ты ещё слишком слаба.
– Хватит. Я понимаю, насколько важно знать истину, но Оммёдо всегда обучались всему самостоятельно. Взгляни на тех, кто пытается постичь это искусство.
– Им предстоит долгий путь.
– Теперь ты понимаешь, о чем я пытаюсь сказать. Ты, Итами, станешь следующей защитницей храма Исияма. И даже не думай спорить.
Кивнув и уткнувшись в плечо Сохэя, Итами понимала, что противиться его воли дико. Сейчас он был в смятении. Боялся того, что его душа совсем скоро исчезнет и не сможет пересечь реку Сандзу. В его жизни произошло что—то страшное. Итами пыталась узнать у старых монахов и лекарей, но те пожимали плечами, им нельзя было говорить или они попросту не хотели. Ощущая тепло и любовь, Итами была благодарна Сохэю, который стал ей родителем. Аккурат дотронувшись до лба ученицы, Мори старался вложить в родительский поцелуй всю любовь, всё то безграничное, что желал подарить не только ей. Он отпустил Оммёдо, когда плотные тучи заполонили небо, а ледяные капли постепенно капали на них. Монахи бежали как можно скорее, желая спрятаться от проливного дождя. Итами ощущала себя ребенком. Сохэй не был зол за проступок, не желал отказываться от неё и, тем более, готов был бороться до самого конца, желая увидеть, как душа очищается.