Неприятно почесывая шею, Итами как можно скорее оделась, плотнее затягивая широкий пояс. От одежд пахло свежестью и сладкими травами, примерно также, как кассия. Потерев глаза, Оммёдо продолжала ощущать небывалую тяжесть во всем теле, мизинец болел от покалывания, но произошедшее исчезло из памяти. Будто кто—то навеял дурманом странный сон, где она подле Акуто сражалась с демоном в стенах Камакуры. Заперев за собой дверь, где теплилось пламя, Итами поклонилась и отблагодарила Великую Каруру, чей свет и мощь помогала ей не раз. Теперь она понимала, насколько ценным оказался горький опыт.

Смертный и лис молча смотрели вдаль, когда услышали, как тихо открылась и почти сразу закрылась дверь за ними. Смущенно сжимая одежды, Оммёдо склонила голову пред демоном, стараясь отблагодарить его за всё.

– Что ты делаешь, Итами?

– Разве не вы спасли меня, господин Куро?

– Кажется, память защищает тебя от любого плохого воспоминания. Что же, позвольте оставить вас.

Спрятав руки в широкие рукава, Куро склонил голову пред каждым из Оммёдо и, замерев на мгновение, кивнул сам себе.

– Итами, Акуто просил тебя не приходить больше к храму Аманава. Но, он не до конца понимает, насколько тесно вы оба связаны.

– Мы обещаем, что постараемся помочь с этим и разрушить этот неподобающий союз.

– Благодарю вас, Оммёдо. А теперь, позвольте.

Лис исчез в плотном облаке, оставляя после себя небольшую горсть пепла. Итами вздохнула, почесывая мизинец. Ощущая легкую тревогу, она вдруг захотела оказаться подле злобного лиса, дабы убедиться, что с ним всё хорошо. Дернувшись, Оммёдо не ожидала, что учитель дотронется пальцами до её лба. Кивнув, Мори пошел вперед, точно зная, что любопытная Итами последует за ним. Храм Исияма вновь наполнялся жителями Камакуры. После того как столица смогла оправиться после кровавой битвы, храм было решено постепенно передвинуть и расположить на окраине, дабы каждая душа, что сомневалась, могла найти пристанище. И теперь, когда постепенно подрастало новое поколение Оммёдо, Сохэй мог уйти на покой, передавая правление в руки Итами. Она была юной и неопытной, но силы покидали Мори изо дня в день, хоть он стойко удерживал себя пред каждым, кто являлся в его храм. Слишком много сил потратилось на поддержание его старой души.

Итами нагнала Сохэя подле тории, что стояла в самом конце храма, где была одна только тропа, ведущая в густые леса. Замирая только подле высокого древа с сакурой, Итами глубоко вдохнула прекрасный аромат вечно цветущего древа. Раньше она часто задавалась вопросом, почему сакура цвела круглый год, а Сохэй, грустно улыбаясь, вечно проходил мимо, обещая когда—то поведать удивительную легенду. Смотря на тропу, Мори предавался воспоминаниям. Они были горькие, изредка счастливые, но такие далекие, что, казалось, словно такого и не существовало. Но всякий раз, когда он возвращался в одни из покоев, где мог запереться надолго – развеивал сомнения, возвращаясь старее. Седина его волос только украшала, Итами представляла, как учитель гордо выхаживал вдоль длинных храмов, постоянно следя за каждым из прошлых учеников, древко сяку в его руках оставлял долгие порезы после поражений.

Сев на холодные земли, Сохэй молчаливо ждал. Всякий раз, когда заканчивались изнурительные тренировки, они шли в это место, где Итами ждали вкусные булочки и свежий чай. Впервые за долгое любимых вкусностей не было. С непониманием сев рядом с учителем, Оммёдо дожидалась. Не желая начинать разговор первой. Ей просто не чего было ему сказать.

– Ты до сих пор слышишь лисий зов?