Положив спагетти в кипящую воду, Дэниел позволил себе десять минут отдыха. Он достал из кармана телефон и надел наушники, пытаясь создать хрупкий пузырь уединения.

Видео на YouTube начиналось с триумфального пересечения финишной черты – триатлет IRONMAN, руки подняты в знаке победы, лицо сияющее от радости.

«Я был никем», – говорил мужчина после соревнования. «Работал на захудалой работе, утопал в долгах, но в один день решил все изменить. Выносливость – это не только физическая сила. Выносливость заключается в том, чтобы контролировать свое тело, когда разум хочет все бросить и сдаться».

Контролировать. Это слово очень понравилось Дэниелу. Контроль над своим телом. Своим будущим. Над своим разумом.

«В начале меня спасла дисциплина тренировок», – продолжил он. «Затем появились криптоинвестиции, которые навсегда изменили мою финансовую реальность».

«Не все могут так», – пробормотал Дэниел, хотя надежда опасно теплилась в его груди. Он снова проверил свой банковский счет: 1212,47 доллара. Счет за обучение: 13 800 долларов. Расчет был такой же безжалостный, как и вчера, как и позавчера.

На экране промелькнуло уведомление. На глаза попалась открытая вкладка – он и забыл о ней. Какая-то статья во время чтения поздним вечером. Заголовок вверху гласил: «Психопатология: когда стоит обратить внимание».

Он замешкался, затем медленно пролистал страницу вниз.

«Необычный распорядок дня… нарушения сна… повышенная замкнутость… религиозный или грандиозный характер речи…»

Глаза Дэниела поднялись к потолку. Сверху доносился слабый гул молитвы. В последнее время Сэм делал это все чаще – не только по вечерам, но и по ночам. Зажигал свечи в своей комнате. Переставлял мебель. Смотрел на распятие в прихожей, словно оно говорило ему в ответ.

Вернувшись к экрану, одна строчка заострила внимание: «Поначалу симптомы часто незаметны – их легко принять за стресс или эксцентричность».

Он долго смотрел на нее, потом быстро выключил телефон.

Просто любопытство, сказал он себе. Просто небольшая статья.

Томатный соус начал интенсивно бурлить. Дэниел бросился регулировать температуру и ударился локтем о стопку почты. Собирая разбросанные конверты, он наткнулся на выцветшую фотографию – улыбаясь, его бабушка стояла в саду, на шее висел фотоаппарат.

«Бабушка», – прошептал он. Внезапный спазм сжал его горло.

Воспоминание нахлынуло как волна – ее голос, мягкий, но решительный: «Сынок, учись, ты должен учиться!» Ее последние слова, обращенные с больничной койки, рука, сжимающая его руку с удивительной силой.

Глаза Дэниела наполнились слезами – на этот раз не от лука.

Если он уйдет, кто будет следить за оплатой счетов? Кто помешает маме купить еще одну треснувшую ванну для птиц вместо продуктов?

Он механически помешивал соус и в его сознании всплывало лицо бабушки.

«Я стараюсь, бабуль», – сказал он вслух и голос сорвался. «Но я не знаю, как это сделать».

Соус будет готов через двадцать минут. Достаточно времени для поисков.

Он открыл нижний кухонный ящик чтобы взять фонарик. Среди резинок и старых батареек лежала выцветшая голубая папка – старая мамина лицензия медсестры, датированная еще до рождения Сэма. Он слегка коснулся ее, а потом оставил в покое. Она никогда не говорила об этом – никогда напрямую. Но однажды, много лет назад, он слышал, как она бормотала про себя во время ссоры с работником коммунальной службы: «Я могла бы быть кем-то, если бы не встретила его». То, как она произносила слово «его», сказало все, что ему нужно было знать.

Дэниел тихо двинулся по дому, перешагивая через скрипучую половицу возле комнаты матери. В шкафу дальней комнаты, за стопками пожелтевших газет и старой одежды, стояла картонная коробка, в которую после смерти бабушки были наспех убраны семейные фотографии. Его мать была слишком расстроена – или, возможно, слишком равнодушна, – чтобы упорядочить их.